– Но почему, мам? Я же могу…
– Потому что ты моя дочь. А я – твоя мать. И это не игра такая, это всерьёз.
– Да, это всерьёз, – вздохнула Юэмэй.
– Дай мне миску, пожалуйста.
Яна поджаривала рыбу по своему рецепту, но с ханьской спецификой: местная кухня не одобряла сильно прожаренных продуктов. Потому кусочки были маленькие, и жарить их полагалось быстро. Исходящая ароматным дымком кучка была выгружена в миску и полита острым белым соусом.
– Готово. Можно подавать к столу.
– Мам, – Юэмэй, взобравшись на скамейку, сняла с полки чашки и палочки. – Не сердись на меня, ладно?
– На тебя сложно сердиться, – вздохнула Яна.
– Знаешь, раньше я думала, что сама выбрала вас с папой, – продолжала девочка. – А теперь не уверена. Может, наоборот, это вы меня выбрали?
– Не самое лучшее время для философских дискуссий, – проворчала Яна, аккуратно поднимая поднос. – Пойдём, солнышко, пока папа с братиками без нас не оголодали.
Мужская часть семьи Ли воздала должное стряпне Яны: рис под эту рыбу пошёл на ура.
Лишь незадолго до заката Яна урвала полчаса времени, чтобы порасспросить дочь насчёт персоны, с которой, скорее всего, придётся иметь дело.
– Кацуо, говоришь? – мать и дочь переговаривались на кухне шёпотом, чтобы не побеспокоить Хян, которая пряла шерсть в каморке через стеночку. – А поподробнее можно? Кто такой, чего от него можно ждать.
– Сугимото Кацуо, – напомнила Юэмэй. – Опасный тип. Из самурайской семьи, по молодости вляпался в якудза, откуда его и вытащили… эти… Ну, орден. Сейчас ему должно быть за пятьдесят… Да, сорок шесть плюс семь лет – как раз пятьдесят три. Семь лет назад он уже был вторым лицом в… ордене. Если ничего не изменилось, он придёт к нам сам.
– Любит полевую работу?
– Умный и деятельный – по классификации прусских офицеров. Такие всегда обречены быть вторыми, после умных и ленивых. Он опасен тем, что никогда ни с кем не делится своими истинными планами и привык за важными делами присматривать лично. Хорошо, если он решил уладить дело миром. Если решил… что-то другое, выполнит сам, никому не поручая.
– Ему это нравится?
– Нет, он считает это своим долгом. Он же японец.
Уж кто-кто, а Яна с некоторых пор хорошо знала разницу между западным и восточным понятием «долг». И восточное понятие было больше похоже на идею-фикс, когда некоей цели подчинялась вся жизнь человека, а иной раз и всего его потомства. Да уж, повезло, называется. Японец, подчинённый своему долгу, – ещё тот подарочек.
– Ты несколько раз сказала слово «орден» с заминкой, – Яна не преминула отметить ещё одну деталь. – Почему? Не знаешь, как они себя называют?