Пусть меня осудят (Соболева) - страница 150

Отец усмехнулся.

– Не ожидал.

– Чего не ожидал? Что я кого-то любить могу?

– Нет, не ожидал, что ты когда-нибудь это скажешь. Ну, на завод – это ты загнул, а вот бизнес свой можно открыть, вполне легальный, настоящий, бросить свои игры в войну.

– Наигрался я уже, устал. Жить хочу, просто спокойно жить.

– Ну, спокойно не получится никогда, а вот нормально без вот этого всего дерьма, которое ты вытворяешь последнее время, вполне сможешь. Да и я помогу, коли не шутишь. Давай, звони Серому, вытащим твою Оксану.

Царь никогда раньше не говорил с Русланом таким тоном, вот так, как настоящий отец, без подколов, унижений, без привычного высокомерия.

– Отец, я хотел у тебя кое-что спросить.

– Спрашивай, я сегодня добрый.

Царев встал со стула и поправил воротник рубашки, застегнул пиджак на все пуговицы.

– Где мама? Ты ее… ты…

Отец резко повернул голову.

– Нет, я ее не убил. Хотел очень. Мечтал. Во сне видел, как прирежу их обоих, но не убил.

Руслан почувствовал, как с души камень свалился, даже засаднило в груди.

– Где она?

– В Испании. Живет там одна, на моем полном обеспечении, благотворительностью занимается.

– Все эти годы ты молчал… ничего мне не говорил, и она…

– Все, хватит. Потом об этом поговорим.

– Обещаешь?

– Слово Ца… слово отца даю. Расскажу все. Потом.

* * *

Я сидела в кромешной тьме и слышала только стук собственных зубов. Я не знала, где я, кто меня схватил и что им нужно. Мои руки были связаны за спиной, а на глаза надета повязка. Я все помнила, как в тумане, отчетливо ровно до того момента, как Руслан меня отправил домой. Мне было слишком плохо в самолете, послестрессовое состояние давало о себе знать. Меня и сейчас неимоверно тошнило, так что слюна выделялась. А перед глазами я постоянно видела раненого Руслана, в голове звучали звуки выстрелов. Я пыталась успокоиться, считала до ста, потом до тысячи, прислушивалась к каждому звуку, но меня, наверное, держали в каком-то подвале со звуконепроницаемыми стенами. Было тихо. Как в гробу. Мне было страшно. Настолько страшно, что сердце отказывалось биться, оно замирало каждый раз, при каждом вздохе. Оказывается, нет ничего ужаснее вот этой тишины, она вселяет дикий страх, первобытный. Я пошевелилась, пытаясь ослабить веревки на руках, но они еще сильнее впились в кожу.

Где-то совсем рядом лязгнул замок. Я дернулась и чуть не закричала от ужаса. Последний раз, когда ко мне пришли, я получила сильный удар по лицу. Наверное, били кулаком, у меня до сих пор кровила губа. Я вжалась спиной в стену, лихорадочно пытаясь освободить руки. Но меня схватили под мышки, рывком подняли на ноги и куда-то повели. Я мочала. Наверное, лучше молчать, не злить их.