Когда Брим подошел, она как раз опустила иглу в висящую у нее на поясе фляжку, обваливая свой инструмент в голубом порошке. Затем снова поднесла иглу к глазу Робби и проткнула кожу между веком и бровью. Потекла кровь, но Робби, на которого смотрели несколько его воинов, подмигнул, притворяясь, что ему вовсе не больно. Бабушка погрузила иглу глубоко, вводя порошок под кожу — теперь эта метка останется при Робби до самой смерти.
Ни один дхунит, не имеющий на лице такой татуировки, не может считаться воином. На эту роспись уходят годы, а то и десятилетия, поскольку больше двух-трех штрихов вытерпеть никто не в состоянии. Однако брат Брима, которому вздумалось заняться этим посреди военного лагеря, сидит как ни в чем не бывало, точно его бреют, а не татуируют. Брим передернулся. Сам он получил свою первую воинскую метину в середине зимы и полночи маялся от боли.
— Вот что, Брим, — сказал Робби, наконец заметив его, — поди-ка осмотри копыта Верного. Мне сдается, у него в подкове камень застрял. Ты ведь знаешь, он никому не дается, кроме тебя и Флока.
Брим скрыл свое разочарование, сказав себе: нечего кукситься, у Робби и без того забот хватает. Он кивнул и собрался уйти, но Робби добавил, окинув его взглядом своих ярких голубовато-серых глаз:
— А еще замотай уздечку своего мерина, чтобы не звенела. Ночью поедешь со мной.
Удаляя камешек из копыта Верного, Брим с трудом сдерживал волнение. Уже стемнело, и над лесом взошла половинка луны. Все кругом пристегивали оружие, готовясь к бою. У сокланников Брима свирепый вид: все они рослые, белокожие, с желтыми бородами. Довольно одного взгляда на свои руки, чтобы вспомнить о своем несходстве с другими дхунитами. Руки у Брима маленькие и смуглые, как и все остальное: такими топор не поднимешь. Зато Брим умеет обращаться с лошадьми и прочей живностью, да и верхом, как многие говорят, ездит неплохо.
И глаза у него острые. Вот и теперь, в темноте, он видит то, чего не видят другие. Бабушка присела по нужде за кустом — Бриму заметно, как поблескивают ее белки. А поляной, выбранной Робби для лагеря, пользовались несчетное количество раз и даже строились на ней. Брим, несмотря на снег, разглядел земляной вал, слишком ровный и узкий для естественного: под ним определенно скрыт фундамент какого-то здания. Деревья тоже говорят о многом. Ветки с них на высоте человеческого роста обрублены на дрова, на коре белого дуба отпечаталось конское копыто, на бересте остались следы от стрел — какой-то лучник упражнялся, стреляя в цель.
Иногда Бриму хотелось бы видеть поменьше. Видеть — значит думать. У тебя сразу появляются вопросы. Брат сейчас ушел в свою палатку и полагает, что в темноте никому не видно, что он там делает, но это не так — Бриму, во всяком разе, видно. Робби разговаривает с воительницей Торой Лам — он смеется, судя по наклону его головы, и его рука лежит у нее на бедре. Брим поспешно отвернулся.