С уверенностью человека, знающего себе цену, добряк обратился к почтенной настоятельнице с весьма глубокомысленной и по-деревенски многословной речью. Он пространно говорил о своем возрасте, хворостях, о бремени лет, удвоившемся для него отныне благодаря возрастающей трудности работы, обширности сада и бессонным ночам, – к примеру, нынешней, когда ему из-за того, что светила луна, пришлось накрывать соломенными матами дынные грядки, – и договорился до следующего: у него есть брат (настоятельница сделала движение), – брат отнюдь не молодой (настоятельница опять сделала движение, но уже более спокойное), и если пожелают, то этот брат мог бы поселиться с ним и помогать ему в работе; это превосходный садовник, и для общины он будет очень полезен, полезнее его самого; а если этого брата взять не согласятся, в таком случае он, Фошлеван-старший, чувствуя упадок сил и видя, что ему не справиться с работой, вынужден будет, как это ни обидно, уйти отсюда; наконец, у его брата есть дочка, которую тот привел бы с собой, девочка выросла бы здесь в страхе божьем и, как знать, может статься, в один прекрасный день постриглась бы в монахини.
Когда он умолк, настоятельница бросила перебирать четки и сказала:
– Можете ли вы сегодня же, до наступления вечера, раздобыть крепкий железный брус?
– Для чего?
– Чтобы можно было употребить его вместо рычага.
– Да, честна́я мать, – ответил Фошлеван.
Не сказав больше ни единого слова, настоятельница встала и удалилась в соседние покои, бывшие залом заседаний капитула, где, по всей вероятности, собрались матери-изборщицы. Фошлеван остался один.
Прошло приблизительно четверть часа. Настоятельница вернулась и вновь села на стул.
Оба собеседника казались озабоченными. Записываем со всей тщательностью их диалог.
– Дедушка Фован!
– Да, честна́я мать?
– Знаете вы часовню?
– У меня там есть свое местечко, откуда я слушаю обедню и прочие службы.
– А заходили вы на клирос по служебным надобностям?
– Два или три раза.
– Вот в чем дело. Там надо приподнять камень.
– Тяжелый?
– Каменную плиту возле алтаря.
– Которая закрывает вход в склеп?
– Да.
– Вот случай, когда бы пригодился еще один мужчина.
– Матушка Вознесение вам поможет, она сильна, как мужчина.
– Женщина никогда не заменит мужчину.
– Мы можем дать вам в помощь только женщину. Каждый делает то, что в его силах. Только потому, что отец Мабильон приводит четыреста семнадцать посланий святого Бернара, а Мерлонус Горстиус всего триста шестьдесят семь, я ведь не отношусь презрительно к Мерлонусу Горстиусу.