Я смутно догадываюсь, что его значительные кивки означали одобрение моей кандидатуры. То есть взятка от меня, скорее всего, будет благосклонно принята. И даже, может быть, она спасет Костю!
– Когда принесешь камни? – жадно спрашивает Иван Фролов.
И тут я сделала нечто, чему и по сей день не могу найти оправдания и понимания. Может быть, этим я погубила Костю. Может быть, спасла себя. Не знаю! Остается мне уповать лишь на то, что все мы ходим под Богом, и хотя в последнее время случилось столько событий, что можно усомниться в милосердии Господа нашего, я все ж уповаю на Его неизреченную мудрость. Я верю, что отвечала Фролову, действуя по Божьему произволению и наущению.
– Когда принесу? – бормочу я после некоторого молчания. – А когда нужно? Завтра? Послезавтра? Или в следующую пятницу?
Я убеждена, что Фролов прикажет сделать это вообще сегодня, хотя бы завтра. Однако он важно кивает:
– Вот так давай и сделаем. В пятницу придешь с передачей – и принесешь камушки. Можно бы и в среду, когда для уголовных передачи принимают, но в среду начальнику не до тебя будет. А в пятницу я вас сведу. Только смотри, языком-то зря не болтай! А то они, эти нынешние, сама знаешь, какие дерганые! Друг дружку боятся, никому не верят. Сами себе не верят. Он от всего отбрешется, а ты и себя загубишь, и брата под монастырь подведешь, да и мне головы не сносить. Так что до пятницы сиди и молчи в тряпочку. Камушки приготовь и жди. Поняла?
Я киваю, радуясь, что Иван Фролов наконец умолк. Отвращение к нему начинает душить меня. Да, странного посредника выбрал себе «душка-матрос»! А впрочем, дивно было бы, если бы в сей роли подвизался человек порядочный и нормальный…
Иван Фролов спрыгивает с крыльца и исчезает за углом. Я какое-то время еще стою, собираясь с мыслями.
Кладу руку пониже груди. Вот уже около года – с тех самых пор, как арестовали Костю, – я ношу только блузы свободного покроя. Впрочем, я очень похудела. Оттого теперь вся моя одежда мне велика. И это очень хорошо, потому что складки ее прикрывают пояс, который охватывает мой стан. В поясе зашиты мамины бриллианты. То есть я могла бы отдать их Ивану Фролову хоть сейчас. Могла бы выкупить жизнь брата уже сегодня!
А теперь придется ждать до пятницы. Интересно бы знать, удастся ли мне заснуть хоть в одну из оставшихся ночей!
Наши дни, Мулян-он-Тоннеруа, Бургундия. Валентина Макарова
Мулян – деревушка в полсотни дворов и несколько улиц. Однако каждый двор – это не десять и даже не пятнадцать соток, а что-то около полгектара, а «деревенские избы» напоминают хорошо укрепленные феодальные замки. Все они сложены из серого камня, вид имеют одновременно романтичный и грозный, и только дом семейства Брюн украшен какими-то голубыми бесформенными разводами. Такое ощущение, что его сначала выкрасили голубой краской, а потом раскаялись – и принялись эту краску отскребать. На мои расспросы Николь трагически закатывает глаза, а потом нехотя рассказывает, что именно так оно и было. Ее предок принимал участие в Первой мировой войне и умудрился остаться в этой мясорубке живым. Поэтому встречать его готовилась вся деревня, и ко дню прибытия героя жители Муляна собрались – и дружненько выкрасили его родимый дом в голубой цвет – один из составных французского триколора.