Затем родился Леон. Какое-то время Мария была занята неизбежными заботами о новорожденном. Она не имела опыта в одиночку растить ребенка, и мне было ясно, что члены ее большой семьи, понимая ограниченные возможности Марии, всегда были готовы помочь ей, так что вокруг маленького Фрэнка всегда были любящие, предсказуемые и надежные люди. Но когда родился Леон, рядом уже не было родственников. И я начинал понимать, почему Леон и Фрэнк выросли такими разными.
— Он был таким беспокойным ребенком. Он все время кричал, — сказала Мария, описывая Леона. Она улыбнулась. И я улыбнулся в ответ.
— И как вы его успокаивали?
— Я пыталась накормить его. Иногда он брал бутылочку и замолкал.
— И что дальше?
— Иногда он не успокаивался. И мы уходили на прогулку.
— Мы?
— Ну да. Я и Фрэнк.
— А… А приходил ли кто-нибудь помочь вам позаботиться о Леоне?
— Нет. Обычно мы вставали, кормили его и потом уходили на прогулку.
— Это были прогулки такие же, как до рождения Леона?
— Да. Мы шли в парк. Недолго играли. Потом садились на автобус, ехали до церкви и завтракали. Потом шли в музей для детей. Садились на автобус, ехали до рынка, чтобы купить еды на обед. А потом добирались домой.
— Итак, вы не бывали дома большую часть дня?
— Да.
Мало-помалу мне стало ясно, что к тому времени, как Леону исполнилось четыре недели, его мама возобновила свои «прогулки» со старшим сыном, которому было уже четыре года. Она оставляла своего грудного ребенка одного в темной квартире. Я слушал эту маму, и у меня сжималось сердце — невинная, но понятия не имеющая о том, что по-настоящему важно для маленького ребенка, молодая женщина, спокойно описывала, как она систематически игнорировала своего младшего сына. Было тяжело осуждать ее: она была любящей и внимательной матерью для своего четырехлетнего мальчика. Но в то же время она лишила своего грудничка условий, критически необходимых для того, чтобы в дальнейшем он мог формировать и охранять нормальные человеческие отношения.
— Он перестал так много плакать, — сказала она, уверенная, что нашла правильное решение проблемы.
Но, как рассказывали оба родителя, Леон никогда не отвечал на родительскую заботу так, как это делал Фрэнк. Когда они в чем-то упрекали старшего мальчика, тот, понимая, что разочаровал родителей, всегда старался исправиться. Когда Фрэнка хвалили, он улыбался, и было видно, что ему приятно радовать родителей. Маленький мальчик то и дело обнимал кого-нибудь, всегда бежал к матери или отцу и обвивал их своими ручками. Однако когда бранили или наказывали Леона, он не выказывал никаких эмоций, ему было как бы совершенно безразлично, расстраивает ли он родителей, ранит ли кого-то эмоционально или даже физически. Он не исправлял свое поведение. Если его родители или учителя были довольны его успехами и хвалили его, было видно, что и это ему неинтересно. Он активно избегал того, чтобы до него дотрагивались, и сам практически не дотрагивался до других людей.