– Конечно, нет. Я просто поеду дальше по своим делам. А смска подождет. – Эрик включил зажигание и тронулся с места.
– Отлично. У нас тут все сознательные, знаешь, рано или поздно кто-нибудь точно вызвал бы полицию.
– Да-да, конечно, спокойной ночи.
Эрик нажал на газ и медленно тронулся с места. Он проехал до конца тупика, бросил взгляд на машину Рене, стоящую около большого кирпичного дома, на первом этаже которого горел свет. Потом он развернулся и выехал на шоссе, помахав на прощание водителю купе, который показал ему поднятые кверху большие пальцы рук.
И только оказавшись на шоссе, Эрик наконец выдохнул.
Эрик поехал в южном направлении. Грудь у него сдавило – до боли знакомое ощущение. Он прекрасно помнил его со времен своего тревожного расстройства – это чувство, что чья-то стальная рука сжимает твою грудную клетку, легкие, даже трахею… Стараясь контролировать дыхание, он гнал вперед и напряженно соображал, куда же мог податься Макс. Мимо пронеслись закрытые, темные магазины Девона, стоянка «Хоул Фудс» была пуста, мороженое «Брюстерс» закрыто, и на парковке совсем не было машин, кроме машины технических служб.
Тут вдруг в голову ему пришло, что «Перфект Скор» находится совсем недалеко отсюда и что Макс вполне может быть там – с очень большой долей вероятности.
Эрик свернул налево, потом два раза направо, и вот перед ним уже виднелось здание «Перфект Скор». Вывеска горела красным – подсознательно это ассоциировалось у большинства с Гарвардом, что автоматически вызывало доверие у чадолюбивых родителей, мечтающих во что бы то ни стало видеть своего ребенка в престижном колледже. Само здание было кирпичным, одноэтажным и простым, перед ним была стоянка – пустая. Эрик объехал здание кругом, но и там было пусто.
Тогда Эрик свернул направо и поехал домой, понимая, что это ощущение давления в груди не пройдет до тех пор, пока он не найдет Макса. Он проезжал мимо темных домов и думал о семьях, которые в них живут, о детях, которые ложатся спать, чтобы завтра встать в школу вовремя, о матерях и отцах, которые идут в общую постель, слишком уставшие, чтобы думать о сексе, но тесно прижимаются друг к другу, как когда-то он и Кейтлин – потому что так удобнее и приятнее. Эрику нравилось быть женатым, ему нравилось иметь дом и семью, нравилось возвращаться каждый вечер в одно и то же время. Он вдруг понял, что на самом деле скучает не по Кейтлин – он скучает по жене, по дому, по семье, по ощущению защищенности, которое она дает. Возможно, он был не меньше ее виноват в том, что произошло, – ведь он тоже любил не человека, а только созданный им самим образ. Оглядываясь назад, он признавал, что они никогда не жили дружно, постоянно препирались по мелочам типа того, кто должен выносить мусор и кто будет делать закупки для школы, они оба постоянно соревновались друг с другом, пытались отобрать друг у друга очки – и в конечном итоге оба проиграли.