– Да как же это может быть? – Эрик не верил своим ушам. – Мы же все оговаривали, что мы делаем и зачем. Мы делали все это в присутствии адвокатов. Мы договорились обо всем. И мы… мы даже еще не разведены!
– И что?
– Ты не можешь вот так просто взять и продать дом! – Эрик был не в силах смириться с тем, что это происходит в реальности. Что они уже никогда больше не будут вместе. Что их семье действительно пришел конец.
В его профессии это называется стадией отрицания.
– Он мой, и я его продаю. Я его уже продала. – Кейтлин уперла руки в боки: – А теперь можешь орать. Пусть все соседи слышат.
– Кейтлин, но зачем его продавать? – Эрик никак не мог понять. – Это же отличный дом, и Ханна его любит. Это ее дом. Что ты ей сказала?
– Она не знает.
– Но она же видела табличку, разве нет? А читать она умеет.
– Она не видела табличку. Она уснула в машине по пути из торгового центра.
– Торгового центра?!
– Мы ездили в торговый центр. Я взяла сегодня выходной. И она не видела таблички. Дом продался сразу – даже до того, как его выставили, так что табличка только для рекламы риелторской компании.
– И когда же ты собиралась ей сказать? И мне? – Эрик не мог вспомнить, когда в последний раз Кейтлин брала выходной, но сейчас это было не так важно.
– Слушай, все произошло только сегодня. Я же сказала, они не успели даже внести его в базу данных, а покупатель уже нашелся. Я не думала, что все будет так быстро.
– Но ты ведь знала, что выставишь его на продажу? Почему же ничего не сказала?
– Я не знала, когда он продастся и продастся ли вообще. – Кейтлин фыркнула. – Что я должна была ей сказать? «Однажды мамочка может продать дом»?
– Но почему ты не сказала мне?
– Я знала, что ты не согласишься, а я не хочу с тобой спорить. Я решила, что не хочу жить здесь, со всеми этими воспоминаниями. И для Ханны так будет лучше.
– Но я не умер, Кейтлин, я ее отец! – Эрик подумал, что Кейтлин просто сошла с ума. – Ты собираешься забрать ее из школы? Этого нельзя делать! Она же только во втором классе… она только начала…
– Нет, я не буду ее забирать.
У Эрика отлегло от сердца – что ж, хотя бы это.
– Но куда ты поедешь? Где вы будете жить?
– Я не обязана отчитываться перед тобой.
– Почему? Почему ты не хочешь говорить?
– Когда все закончится, я тебе сообщу.
– Но я беспокоюсь за Ханну! Ты не думаешь, как это может ранить ее? Все это слишком для нее. Ей и так тяжело из-за нашего расставания.
– С ней все будет в порядке.
– Совсем не факт! Она очень чувствительная девочка.
Эрик знал, что эмоциональное здоровье Ханны было предметом беспокойства для них обоих с самого ее рождения. Он боялся, что Ханна может унаследовать его склонность к тревожным расстройствам, ведь это передается генетически, но Кейтлин всегда утверждала, что ее наследственность сильнее и что именно ее здоровые гены защитят их дочь от подобной опасности. Кейтлин ни за что не согласилась бы с тем, что ее дочь Ханна не так совершенна, как она сама.