– По крайней мере, – многозначительно заметил я, – в этой смерти меня никто не обвинит, верно?
Лейтенант как раз переводил дыхание – видимо, потому и не смог ответить. Качнулся назад на корточках, встал и внимательно проследил, как я надеваю расшитые туфли.
– Жизнь – штука бесформенная. И зря писатели постоянно пытаются втиснуть ее в какие-то рамки.
– Иногда они как будто бы правы, сэр. К примеру, на борту случаются не только смерти, но и рождения. Пэт Поворотли…
– Как – Поворотли? Мне казалось, ее фамилия Поработли!
– Да какая разница! Главное, что эта самая Пэт произвела на свет девочку, названную в честь нашего судна.
– Бедное дитя! Так вот что это был за дикий рев – как в тот раз, когда Бесси сломала ногу!
– Именно, сэр. Кстати, пойду погляжу, как они там.
Ну вот и Саммерс ушел – а чистых страниц еще в достатке. Новости, я требую новостей! Какие же у нас новости? Есть у меня в запасе одна история, не про Колли, а про капитана. Хотя ее, честно говоря, надо было бы представить вам гораздо раньше – в четвертом, если не в третьем акте. А теперь она поковыляет следом за драмой – как сатирическая пьеска следом за трагической трилогией. Перед нами не столько откровение, сколько бледный свет, пролитый на давнюю загадку – ненависть капитана к духовенству! Надеюсь, вы о ней помните? А теперь узнаете и причину.
Тс-с-с, как любят писать в пьесах – запру-ка я дверь каюты!
Итак: я узнал обо всем от Девереля. Он здорово запил – здорово даже по сравнению с тем количеством спиртного, которое он потреблял ранее, ибо лейтенант никогда не отличался воздержанностью. По-видимому, Андерсон, напуганный не только моим дневником, но и общей неприязнью пассажиров, которые все как один, за исключением разве что железной мисс Грэнхем, считают, что «бедняжку Колли» довели до смерти – так вот, Андерсон, как я сказал, сорвал всю свою злость на Камбершаме и Девереле, принимавших участие в жестоком розыгрыше. Камбершаму все нипочем, он как дубовый. А вот Деверелю худо, по флотским законам он не может вызвать капитана на дуэль и потому горюет и пьет. Однажды ночью, надравшись как сапожник, он явился сюда, в каморку, и невнятным шепотом поведал мне, как он выразился, добавочные сведения для дневника. Про осторожность, однако, не забыл. Представьте, сидим мы бок о бок на койке, при свете свечи, я склонил голову чуть ли не на плечо Деверелю, а он яростно бормочет мне в ухо.
Дело в следующем: жило-поживало, да и посейчас живет некое благородное семейство – возможно даже, дальние знакомцы вашей светлости. Земли упомянутого семейства граничат с владениями Деверелей. Отец нынешнего лорда, как выразился бы Саммерс, наслаждался привилегиями, забыв об обязанностях, вследствие чего содержал подле себя даму, прекрасную во всех отношениях: добрую, красивую, невеликого ума, но, как оказалось, весьма плодовитую. Дворянский титул – вещь недешевая, и в один прекрасный день лорд Л. (прямо-таки ричардсонов Ловелас, не находите?) обнаружил, что ему нужно пополнить состояние, причем немедленно. Невеста с приданым отыскалась довольно быстро, но ее семейство с поистине уэслианской