– Жалкий, низкий, падший человечишка!
– Полно, мадам… – вступился я. – «О мертвых или хорошо…» и так далее. Человек оступился разок – с кем не бывает? И человек-то, в общем, безобидный.
– Безобидный?! – почти что выкрикнул Преттимен. – Пастор – и безобидный?
– И я не о спиртном, – стальным голосом продолжала его невеста. – А о совсем другом пороке.
– Ну что вы, мадам… поверить не могу… вы, женщина…
– Вы ставите под сомнение слова дамы, сэр? – выкрикнул мистер Преттимен.
– Нет-нет! Разумеется, нет. Я просто…
– Успокойтесь, дорогой, прошу вас, пусть его.
– Нет, я не могу этого так оставить! Мистер Тальбот при всех усомнился в ваших словах, и я требую извинений.
– Что ж, – засмеялся я, – вы получите их незамедлительно. Не имел в виду ничего…
– И это называется священник! – кипел мистер Преттимен. – О его пороке мы узнали случайно – два матроса перебрасывали веревочную лестницу с мачты за борт корабля, а мы с мисс Грэнхем стояли у той же мачты в переплетении веревок – как они там называются?
– Тросы? Выбленки? Давайте спросим у Саммерса.
– Не имеет значения. Помните, мисс Грэнхем, мы как раз обсуждали неизбежность процессов, благодаря которым всеобщая свобода приведет ко всеобщему равенству, а затем и к… хотя это тоже не имеет значения. Матросы не заметили нашего присутствия, так что мы невольно подслушали их разговор.
– Курение – уже зло, мистер Тальбот, но этот человек зашел еще дальше!
– Помилуйте, мисс Грэнхем!
– Он приобрел привычку, которой могут похвастаться разве что темнокожие дикари!
– Неужто табак жевал? – тоном величайшего изумления обратился к ней Олдмедоу.
Его слова потонули во взрыве хохота.
– Так и есть, – вмешался в разговор Саммерс, который не присоединился ко всеобщему веселью. – В один из своих визитов, я обнаружил у пастора большую коробку листового табака. От сырости он покрылся плесенью, и я выбросил его за борт.
– Какой еще табак! – удивился я. – Я ничего такого не заметил. Да и не тот он был человек, чтобы…
– Уверяю вас, сэр. Это случилось еще до вашего первого прихода.
– Вот видите! – обрадовался Преттимен. – Тяга к образованию, природная смекалка и постоянная необходимость быть начеку воспитали во мне привычку с легкостью запоминать любые беседы. В том числе и тут, на корабле.
– Нет-нет, пощадите, – просительно воздел руки Саммерс. – Сейчас не время для подобных воспоминаний.
– Самое время, сэр, коли словам дамы… я просто не могу оставить все как есть. Так вот, один матрос сказал другому: «Билли Роджерс приперся от капитана, грохоча от смеха, как трюмная помпа. Пошел по нужде и говорит – а я с ним рядом присел, – много, говорит, чего я в жизни видел, но чтобы пастор мне отжевал – о таком и думать не думал».