— Позвольте вас поздравить… и поднять бокал за то, чтоб и все, что вы напишете впредь, было удостоено премий!
— Мне очень приятно слышать это именно от вас. Я так рада! Но я не надоедаю вам, пан редактор?
— Видите ли, я не…
— Пан Герольд не наш редактор, — подхватила Руженка. — Зато ему всегда везло у женщин: будьте осторожны, он опасный человек!
— О, простите, я думала, это столик для редакторов… Я сгораю от стыда! Может быть, вы член жюри?
— Нет. Если хотите знать правду, мне вообще здесь не место, я попал сюда случайно. И уже ухожу. — Он встал.
— Но вы все-таки выпьете со мной на посошок. Чтоб я знала, что вы не сердитесь, ладно? — молодая писательница потащила его за руку к стойке.
Руженка проводила парочку милой улыбкой. Вот что получается, когда литературному эмбриону выдают премии— но этого добился Тайцнер; стоит ему узнать, что где-то объявилась смазливая пишущая девчонка, как он сейчас видит в ней вторую Пуйманову и на заседаниях жюри рекомендует в таких превосходных степенях, что от рвения очки запотевают! А девчонка уверена, что завоевала Прагу, дурочка деревенская, и что теперь ей только развернуть паруса и под свежим ветром успеха триумфально вплоть в большой, беспорядочный литературный мир! Она и понятия не имеет, как выглядят порой в будничной жизни все эти творцы, как они униженно плачутся в редакциях, что такой маленький тираж обрекает их ребеночка на голодную смерть, или, напротив, угрожают собственным инфарктом, причем иной раз поручают высказать эту угрозу своей агрессивной супруге… Один ищет случая на даровщинку выпить бокал рислинга, другой завидует коллеге до того, что получает язву желудка, третий, отважно галопируя на Пегасе, панически боится своей жены, четвертый, вместо того чтоб написать что-нибудь дельное, обивает пороги высоких инстанций с требованием исправить наконец ошибку и выдвинуть его на Государственную премию…
Будем справедливы: Камилл не принадлежит ни к одной из этих категорий; но не потому ли, что у него пока еще не вышло ни единой книги? Как эта новоиспеченная обладательница грамоты и конверта с деньгами тащила его к стойке! Еще выцыганит у него свидание, собака такая!
О, господи, кажется, я тоже сегодня хлебнула через меру.
Мариан набрал номер гостиничного бюро обслуживания, попросил Ивонну.
— Мишь собирается навестить тебя вечером в твоем «Рице»…
— А мы уже сидим с ней в холле!
— Если ты не против, то через полчасика заявлюсь и я, чтоб умножить ваши ряды.
— Ждем с нетерпением!
Сам не знаю почему, но по какой-то причине предпочитаю сказать это Миши в присутствии Ивонны. Мишь не истеричка, на словах она в любом случае будет сдержанна, но нельзя ручаться за ее внутреннюю реакцию. И не помешает, чтобы под рукой была Ивонна, этот, к счастью, прирожденный прагматик. Не только крах своей карьеры, но и все удары по ее чувствам она принимает по-спортивному и, в сущности, ко всему относится оптимистично…