Так, по крайней мере, я считал раньше, а папа и до сих пор.
Я чувствовал исходящий от него запах виски. Джером, продолжая источать вонь тухлого мяса, плюхнулся в кресло в углу и теперь читал книгу. Забавно. В бытность живым Джером не сильно увлекался чтением.
Послушно сидя на старой, пыльной кушетке, – главным образом, потому, что онемевшие ноги меня не держали, – я пытался восстановить циркуляцию крови в пальцах. Обниматься мы с папой не стали. Он расхаживал по комнате, и растревоженные пылинки повисали в воздухе, мерцая в тусклом свете, пробивающемся сквозь грязные окна.
– Дерьмово выглядишь, – заявил папа, остановившись, чтобы рассмотреть меня.
Я поборол желание показать ему неприличный жест, как Марджо, потому что за это он просто выбил бы из меня все дерьмо. Вид его действовал на меня ужасно. Вроде бы я любил его, но в то же время мне хотелось его поколотить. Сам не знаю, чего мне хотелось, – разве что быстрейшего окончания всего этого.
– Здорово! Спасибо, папа, – сказал я и откинулся на кушетке, стараясь по мере сил выглядеть глубоко несчастным. – Я тоже скучал по тебе. Вижу, ты прихватил с собой всех своих друзей. Ох, постой!
В последний раз папа в буквальном смысле прикатил в Морганвилль – на мотоцикле, в компании хамоватых приятелей-байкеров. На этот раз никаких признаков их не наблюдалось. Интересно, когда они, наконец, велели ему отвалить и насколько в жесткой форме?
Отец не отвечал, продолжая пристально рассматривать меня. На нем была кожаная куртка с множеством молний, вылинявшие голубые джинсы и прочные башмаки. Примерно то же, что и на мне, минус куртка, потому что только тупой болван напялит куртку в такую жару. Папа, ты хоть представляешь, на что ты похож?
– Шейн, – заговорил он. – Ты знал, что я вернусь за тобой.
– Да, это действительно мило. При нашей последней встрече ты пытался взорвать меня вместе с домом, полным вампиров, помнишь? Как мое второе имя? Побочный Убыток? – Да, он пошел бы на это. Я слишком хорошо знал папу, чтобы рассчитывать на что-то другое. – Ты так-же оставил меня гореть заживо в клетке. Так что извини, если мои глаза не увлажняются при звуках музыки.
Выражение его лица не изменилось, будто это была всего лишь маска из грубой кожи, обветренной и обожженной солнцем.
– Это война, Шейн. Мы с тобой уже обсуждали это.
– Забавно, но я не помню, чтобы ты сказал: «Если тебя схватят вампиры, я оставлю тебя гореть, болван». Но, может, я просто подзабыл все детали твоего хитроумного плана. – Чувствительность в пальцах рук и ног начала восстанавливаться. Ощущение было не слишком приятное – словно я окунул их сначала в аккумуляторный электролит, а потом в щелок. – Я сам, может, как-нибудь и переварил бы это, но тебе понадобилось втянуть моих друзей.