Еще здесь имелся холодильник, допотопный, годов пятидесятых, грохочущий и гудящий.
Я открыл его.
Папа собирал кровь Майкла в бутылки – старые, грязные молочные бутылки, которые выуживал из груды мусора в углу. Я схватил все пять бутылок и одну за другой начал швырять в окно, целясь в большой валун рядом с деревом.
Бах! Бах! Бах! Бах…
– Прекрати! – со злостью крикнул папа. Боковым зрением я отметил, что он стоит в двери, целясь в меня из арбалета. – Я убью тебя, Шейн! Клянусь, я сделаю это.
– Правда? Хорошо, что ты успел вытатуировать меня на груди вместе с остальными умершими членами нашей семьи.
Я закинул руку для очередного броска.
– Я могу вернуть к жизни твою мать! – выпалил папа. – Может, даже твою сестру. Не делай этого.
О господи! В глазах у меня на мгновенье потемнело.
– Бросив эту бутылку, – теперь он почти шептал, – ты лишишь их последнего шанса вернуться к жизни.
Мне вспомнился Джером – его обвисшие мышцы, шероховатая кожа, страдание и ужас в глазах. «Ты хочешь оставаться здесь?» – спросил его я. «Нет. Это причиняет боль», – ответил он.
Я метнул последнюю бутылку с кровью Майкла; она попала точно в цель и разбилась, обдав валун красными брызгами.
Может, он и в самом деле собирался убить меня. Но, вслушиваясь, я так и не дождался щелчка пускового крючка.
– Я сражаюсь за благо человечества, – провозгласил он.
Это был его последний, самый веский аргумент. Прежде он всегда на меня действовал.
Повернувшись, я посмотрел папе прямо в лицо.
– Думаю, в тебе уже ничего человеческого не осталось.
Я прошел мимо него, и он не остановил меня.
Майкл вел машину как сумасшедший, и мы мчались к выезду на автостраду, вздымая клубы пыли, наверно, в милю высотой. Он снова и снова спрашивал меня, как я себя чувствую, но я не отвечал, а просто глядел в окно на яркий закат и одинокий полуразвалившийся дом, исчезающий вдали.
Мы пролетели мимо указателя, обозначающего границу города Морганвилля, и тут один из вечно прячущихся в засаде полицейских автомобилей преградил нам путь. Майкл сбросил скорость, остановил машину и выключил двигатель. Порыв пустынного ветра сотряс автомобиль.
– Шейн!
– Да?
– Он опасен.
– Знаю.
– Я не могу просто спустить это на тормозах. Ты же видел…
– Видел, – подтвердил я. – Знаю.
«Однако он по-прежнему мой отец, – захныкал маленький, испуганный малыш внутри меня. – Он все, что у меня осталось».
– И что ты хочешь, чтобы я им сказал?
Глаза Майкла снова стали голубыми, но он все еще был бледен, словно призрак. Я ведь вылил на землю всю его кровь. При виде ожогов на запястьях и ладонях друга у меня сводило живот.