— Может быть, так будет лучше. О, вы не можете представить себе, какая тяжесть спала с моей души.
— Я рада, что все так обошлось.
— Вы напишете мне и сообщите, как устроились? Напишите, как только вам что-нибудь понадобится. Я буду очень рада…
— Благодарю вас, если мне что-нибудь понадобится…
— Мой адрес: Лонг-Айленд, Старый Честертон, вилла «Морская Чайка». Записать вам его?
— Нет, не беспокойтесь, пожалуйста. Я хорошо запоминаю адреса. Вы в самом деле очень добры, принимая во мне участие. Я понимаю, как вам тяжело было говорить со мною об этом.
Вин было тяжело, невыносимо тяжело благодарить таким образом мисс Рольс за бескорыстный интерес к ее моральному благополучию. Она старалась быть благодарной, заставляла себя признать, что сестра ее недавнего приятеля поступила честно, благородно и искренно, встав на защиту чужой девушки от столь близкого ей человека. Но, несмотря на то, что разум — добрый советчик, внутри ее что-то кипело. Ей очень не нравилась любезная мисс Рольс, и ей хотелось пустить по ее адресу какое-нибудь саркастическое замечание. Она хотела бы быть богатой и важной и иметь возможность распоряжаться мисс Рольс, бедной и униженной. Она чувствовала потребность побежать к Питеру и рассказать ему обо всем и снова поверить в него, так как тяжело терять друга. Ей хотелось проснуться в своей комнате и убедиться, что этот ужасный разговор был только сном.
Но она не могла ничего этого сделать. Она не спала, все было действительностью. Мисс Рольс рассуждала правильно, и господин «джилидовский бальзам» перестал существовать. Он был только Питером Рольсом, эгоистичным юношей, относящимся к девушкам, как к игрушкам. Его сестра должна знать его действительную сущность.
Дрожь в голосе мисс Чайльд задела немножко совесть мисс Рольс. По ее телу словно пробежал электрический ток. Но, слава богу, худшее осталось позади, теперь она была в безопасности и могла проявить великодушие. Она убеждала себя в том, что действовала исключительно в интересах самообороны, а не из коварства, и к тому же не сказала ни одного лживого слова о Питере. Она ведь только сказала, что одни люди более надежны, чем другие, а всем известно, что это — истина. Что Питер немного сумасброден по отношению к женщинам и что девушке будет лучше принять помощь от нее, Эны, чем от молодого человека. Это был только хороший совет и Питер не должен был бы сердиться, если бы даже когда-нибудь узнал об этом, от чего боже избави. Когда Эна убедила себя в том, как разумно и тактично поступила, она почувствовала потребность на прощанье проявить некоторую теплоту.