— Эй, — неуверенно позвала я, — вы в порядке?
Конечно же, он был не в порядке, если до сих пор никак не отреагировал на мое появление. Упав на колени перед телом, я перевернула его на спину. Девушка, отметила я про себя выбеленные волосы и густо накрашенные глаза. Без сознания. По крайней мере, я надеялась на это, но засохшая у нее под носом кровь и отсутствие реакции не внушали оптимизма. Я проверила запястье. Потом приложила два пальца к шее. Ну где же пульс, я ведь всегда умела его находить?! Отняв пальцы от сонной артерии, я попутно — не вовремя — заметила, что умудрилась задеть рукой непросохшую краску узора и теперь, как Мидас, оставляла золотые следы на всем, к чему прикасалась.
Задержав ладонь над ее лицом, я попробовала понять, дышит ли она. Где только карманное зеркальце, когда оно нужно? Что делать, я не знала. У меня не было с собой сотового (да даже если бы и был — кому можно позвонить из пустыни, которая не пустыня?), я не знала, как сюда дошла и в какую сторону бежать за помощью. Я наклонилась и попыталась услышать ее дыхание, когда кто-то подошел со спины и резко схватил меня за волосы, поднимая на ноги.
Я вскрикнула от острой боли.
— Какого черта!..
Волосы отпустили, но перехватили руки. Сжав мои запястья, незнакомый брюнет с хищными чертами лица брезгливо изучал меня.
— Послушайте, этой девушке плохо. Ей нужна помощь… — я попыталась воззвать к его здравому смыслу.
Безрезультатно.
— Ты же говорил, что сюда никто не зайдет? — раздался за моей спиной другой голос.
Я обернулась. Существо, вышедшее на свет, было черным, будто с ног до головы вымазанным в жидком гудроне. Гротескно длинные конечности заканчивались также черными, по-птичьи изогнутыми когтями и сгибались под немыслимым углом. Заметив мой интерес, оно плотоядно осклабилось, распахивая полную узких острых зубов пасть и демонстрируя раздвоенный белый язык.
Что за?..
Я сглотнула. Кем — чем — бы это ни было, оно не было человеком.
И время для рациональных объяснений кончилось.
— Никто не должен был. Что с Ребеккой? — спросил крепко державший меня брюнет.
— Она оказалась слишком слаба.
В голосе чудовища — нормальном, с правильно поставленным, несмотря на прикус, произношением, — звучало холодное, нечеловеческое равнодушие.
— Ее надо привести в чувство.
— Почему она тебя так волнует? Она не принесет пользы.
Никакого интереса, словно его собеседник мог и не отвечать на вопрос.
— Если она умрет, здесь с минуты на минуту появятся медики. На всех студентах стоит маячок на такой случай.
Монстр странно повел верхней половиной туловища. Пожал плечами? Возможно.