Сколько я так пролежала, я не знала. Только в один момент поняла, что комната наполнилась ароматом ванили и шоколада. Открыла глаза: так и думала, как и в первый вечер, у моей кровати сидела София с чашкой какао.
— Тяжелый день? — сочувствующе поинтересовалась она.
— Ты даже не представляешь, — я взяла в руки чашку. — Спасибо.
Это была благодарность не только и не столько за горячий шоколад. За доброту и участие — в гораздо большей степени. Надо было признать: по крайней мере, с соседкой мне повезло. Уже что-то.
— Зачета по алхимии не будет.
Это было преуменьшением. Без презентации «уникального исследования, имеющего практическую значимость (применение представляется экзаменационной коллегии отдельно) и научную актуальность» (все звучало не так страшно, пока не вспоминалось, что речь шла об исследовании в области чертовой алхимии!) у меня не будет оценки по алхимии, у меня не будет кредитов за пройденный предмет, у меня не наберется достаточное количество кредитов за семестр, меня отчислят, а значит, и убьют… и лучше, пожалуй, об этом пока не думать.
— Мне жаль.
Я пожала плечами. Мне тоже было жаль, но проблема так просто не решалась.
— Лучше скажи, что ты тут делаешь вечером. Я уже привыкла, что ты уходишь после обеда и до утра не возвращаешься.
— У меня сейчас занятия в студии, — она достала из комода рулон с кистями, — пришла захватить сумку.
Значит, она училась на художницу. Глядя на ее мольберт, я гадала, хобби это или что-то большее.
— Разве для рисования не нужен дневной свет? — удивилась я.
— Раньше — может быть. Но современное искусство удобно тем, что ты можешь рисовать хоть в полной темноте во время семибалльного землетрясения, и кто-то все равно сочтет это концептуальным.
Странная точка зрения. Особенно для студента изобразительных искусств.
— Он спрашивал о тебе. Диз.
Это было неожиданно. С чего вдруг она решила вспомнить наглого айтишника?
— Что?
— Диз спрашивал о тебе. Пока ты ходила за кофе. Не подумай, я ничего не сказала…
Да я уже догадалась, что он меня неспроста тогда выпроводил.
— Нет, что он спрашивал?
— О тебе. О том, правда ли ты ничего не знала о ГООУ.
Я застонала. Нет, надо побыстрее придумать какую- то правдоподобную ложь и пользоваться ею как прикрытием.
— Неужели это действительно так странно?
— Не то чтобы совсем странно. Редко. На моей памяти ты здесь третья такая.
Третья — не единственная, уже хорошо.
— На твоей памяти — это за сколько лет? — на всякий случай уточнила я.
— Я здесь восьмой год.
Сколько? Неужели на художника нужно учиться так долго? И во сколько лет она тогда сюда попала? Потому что по ее виду я бы не сказала, что у нас большая разница в возрасте.