Все это маленький японец рассказывал совершенно спокойно, отхлебывая горячий чай.
— Чего ты, сирота, только не натерпелся, — вздохнула Глафира. — Выходит, тот, что отца твоего убил, тебе вроде приемного деда?
— Будда… Бог велел прощать обиды и не убивать зря живые существа.
Пришел доктор Бланк, осмотрел раненого, извлек картечину и выписал лекарства.
Казбек тихо расспрашивал Кузнецова о Мартыне с Литейного. Оказывается, никто толком не знал, где же работает отчаянный агитатор: на арсенальном Литейном дворе или же на чугунолитейном заводе, что на Васильевском острове. Вдруг горец вспомнил:
— Да это же майор Мартынов, известный подлец и доносчик! Зарежу мерзавца!
А в это время Мартын, сбросив кафтан и картуз, хорошенько отмыл лицо и руки в Большой Невке. Двое рабочих, сопровождавших его, восхищенно сказали:
— Вам, барин, только в театре играть! Мы с Ерошкой, мужики ваши, давно в литейщиках, и вам все рассказали, но чтобы так похоже мастерового изобразить…
Мартын вручил им по паре ассигнаций:
— Это вам за царскую службу. И за то, чтобы не проговорились ни трезвые, ни пьяные.
Он направился к Сампсониевскому мосту. Хмурые гренадеры, увидев жандармский значок, пропустили, но выругались вслед.
* * *
Император с удовольствием выслушал доклад Муравьева. Порядок в столице почти восстановлен. Осталось усмирить до конца Выборгскую сторону. Рядом с правителем стоял фельдмаршал Паскевич-Эриванский и преданными глазами глядел на государя.
— Ваше величество! А ведь можно завтра Вече и вовсе не открывать. Привести к Таврическому дворцу преображенцев и конногвардейцев, да и распустить сборище это, а с новыми выборами не спешить.
Константин иронически взглянул на хитрого хохла с Полтавщины. Как же, отдай ему такой приказ — тут же побежит с доносом к Никите с Батеньковым. А то и к Пестелю. Мишка-вешатель на все готов, но и он продать может. Еще и Анненков поблизости, все слышит. Не без сожаления император произнес:
— Я не могу попирать дарованную мною же Конституцию. Но пусть названные вами полки будут готовы … на случай новых возмущений.
Анненков вышел из дворца и подозвал юношу в черкеске.
— Джамалуддин! На тебя одна надежда. Скачи к Пестелю, скажи: Паскевич с Муравьевым подстрекают государя разогнать Вече силами Преображенского и Конногвардейского полков.
Вскочив на коня, поручик Джамалуддин Шамилев понесся через весь город. Ни один патруль не сумел остановить отчаянного кавказца. Часа не прошло, как он прискакал к лагерю Американского корпуса на Охте, у деревни Полюстрово.
Фельдмаршал Пестель, князь Цареградский, угрюмо расхаживал по штабной избе, морща высокий, с залысинами лоб. Гонцы от восставших уже несколько раз приходили к нему. Он велел ждать или ругал их за погромы. Вот так же колебался полковник Пестель в декабре, зная, что вызван в штаб для ареста. Так и не решился поднять Вятский полк. Из-под стражи его освободил Сергей Муравьев-Апостол.