Таким образом Деметрий приготовился выступить из Афин во главе флота против Птолемея. Пирру же предписал отбыть на родину и сделать так, чтобы Кассандр, постоянно ощущая угрозу с запада, не решился вдруг нарушить перемирие.
Не без слез простившись с Полиоркетом, а также и с афинянами, успевшими полюбить его, молодой молосс отбыл к себе, увозя немалое количество даров, а также и сопровождаемый некоторыми из опытных воинов, имевших указание Антигонида помочь юноше в организации войска его по современному образцу. Отмечу, что молоссы по сей день регулярных войск не имеют, сражаясь ополчением, как некогда наши предки.
Уже готовый тронуться в путь, Пирр оглянулся и еще раз, никем не понуждаемый, принес клятву верности и вечной дружбы тому, кто, как он выразился, «так походит на Бога, что просто не может Богом не быть». Деметрий же, нахмурившись, как это бывает всегда, когда он чем-то смущен, попросил юношу не говорить так, ибо негоже природному базилевсу, потомку небожителей, произносить подобное в адрес обычного человека, хоть и обладающего немалым могуществом. И тогда Пирр, спешившись, подбежал к Полиоркету и обнял его, и оба они прослезились, удрученные неизбежной разлукой.
Дальнейшие события да будут описаны мною после совершения их…»
Додона.
Весна года 470 от начала Игр в Олимпии
Промозгло-теплая, пропитанная моросью темень за окном.
Шорох ветвей.
Протяжный плач ветра.
И одуряющий, не дающий уснуть до рассвета запах только-только раскрывшихся почек…
Подрагивает огненный лепесток на фитиле, выхватывая из тьмы золотистый кружок.
Ползет по чистому папирусному полю тонко заточенный плужок-стило.
«От Кинея-афинянина Гиерониму из Кардии: привет!»
Медленно тащится рука, от слова к слову, словно впряженный в тяжелое ярмо бык.
А ведь раньше – бежала под стать нисейскому иноходцу.
Сидящий за пюпитром замирает, склонив голову к левому плечу, прислушивается к тишине, и в страдальчески искривившихся уголках тонких губ возникают сетки морщин.
Нет. Рука подчас умнее головы. Она уже смирилась с тем, чему не желает поверить разум.
Рука знает: незачем писать, да в общем, и некому!
От встречи, вымечтанной и наконец осуществившейся, осталась лишь горечь обманутых надежд.
А ведь как верилось, даже и в наитяжелейшие мгновения: нет одиночества! Где-то там, далеко, в азиатских просторах, живет человек, способный понять самые сокровенные мысли, разделить горчайшие из сомнений, поддержать в миг слабости.
Увы, Киней, найди силы признаться самому себе: ты ошибся! Да, были радость встречи, и долгие, далеко за полночь, беседы, и неспешные прогулки, и ни с чем не сравнимая радость общения с равным по духу – после семи тягостных лет прозябания в кругу кичливых полуварваров, полагающих себя солью Геи!..