Но нос, всё же, его.
В отличие от Рагнара, Сагара часто плакала, плохо спала и, в довершение моих бед, умудрилась заболеть в первый же месяц жизни. На её здоровье истратила почти все оставшиеся сбережения. Здоровье, одежду, игрушки, коляску — хотелось, чтобы у дочки было всё самое лучшее. У моего маленького чуда.
Себя я не баловала, одевалась просто. Если вещь по какой-то причине приходила в негодность, не выбрасывала, а пыталась починить. Только ела хорошо, чтобы молоко не пропало.
Потом с Латишей пришлось расстаться — слишком накладно. Жемчуг продавать не хотелось, а без жемчуга мы помощницу не потянем. Да и Сагара покрепче стала.
Посидев с дочкой ещё месяц, решила, что пора снова выйти на работу.
Безусловно, легче было бы завести любовника. Я недурна собой, интересую мужчин. На меня посматривали, некоторые казались приятными людьми, но как знакомые, не более. Не настолько, чтобы пустить их в свою жизнь. Прошла минута слабости, прошло время, когда я нуждалась в поддержке, когда выбора не было. Теперь я дала себе слово, что не стану встречаться с тем, кого не люблю. Не лягу в постель без привязанности, хотя никто бы не осудил. Наоборот, соседи всячески намекали, что неплохо бы Сагаре отца найти.
Дочку брала с собой на работу, благо хозяин не возражал. Спасибо ему, что разрешил вернуться.
Когда Сагара ещё немного подросла, начала есть тщательно протёртую пищу и понемногу пить что-то, помимо грудного молока, я стала отдавать её соседке: знала, что на неё можно положиться. Забегала к дочке, кормила её и снова убегала трудиться. Всё-таки она мне в «Сломанной подкове» мешала, отвлекала.
Правда, в первые недели сердце было не на месте. Мнилось, что с Сагарой что-то случилось, что она заболела, поэтому бегала к молочнице по десять раз на дню. Потом успокоилась.
Малышке у соседки нравилось. За ней хорошо приглядывали, сказки рассказывали, гуляли, пелёнки меняли. У молочницы трое детей, опыт куда больше моего. Кажется, с ней дочка даже здоровее стала. И активнее — я-то с ней играть не могла, времени не было, а соседка не одна домашнее хозяйство вела.
Вот так мы и встретили март, мой второй март в Дортаге и первый март моей Сагары. Ей исполнилось полгода, и мои предположения о цвете глаз оправдались. Так и есть — болотные. У зрачка — небольшой янтарный кружок, постепенно переходящий к краям в мою зелень.
Соседка сказала, что цвет радужки может ещё поменяться. Не хотелось бы, мне нравился болотный. Змеиный, редкий. Её отец называл меня «змейкой»… А теперь я родила дочку с такими глазами. Красавицу. Маленькая — а уже такая хорошенькая!