Виконт покачал головой:
— Всё совсем не так. И мне не нужна другая торха, не будет у меня другой торхи. И ты не вещь, а совсем другое. И Рагнару ты нужна, он верит, что его мама когда-то вернётся. Он очень скучает по тебе. И ждёт.
— Он меня не помнит, а матерью называет вашу супругу.
— Мирабель? Никогда, слышишь, никогда она не станет его матерью! Даже если он никогда больше тебя не увидит, матерью для него будешь ты. Только, знаешь, тяжело лгать собственному ребёнку, — гримаса боли исказила лицо виконта. Он даже ненадолго замолчал, глядя под ноги. — Тяжело лгать, что ты просто уехала. Особенно, когда сам в это не веришь.
Я была поражена. Норн рассказал сыну обо мне, велел называть мамой сбежавшую торху, а не воспитывающую Рагнара норину?
Его чувства ко мне оказались глубже, чем казались. Он действительно страдал.
Злость улеглась: не могу я нападать на раненого человека.
— Ты голодная? — неожиданно заботливо спохватился норн. — Позволь накормить тебя ужином, а то ты такая худенькая.
Не стала возражать, предложив посидеть в «Сломанной подкове».
Виконт расщедрился, заказал то, что не ела даже по праздникам. Сам же к еде практически не притронулся, всё сидел и смотрел на меня. Потом расстегнул куртку и потянулся к внутреннему карману:
— У меня для тебя кое-что есть. Наверное, обрадуешься, узнав, что твой отец жив. И всё ещё живёт в Кеваре, только в другом городе. Тут адрес. Если захочешь, напиши ему. Возможно, переедешь в Кевар, а то не место тебе в этой крысиной дыре. Там хотя бы родные…
Я протянула руку за сложенным вчетверо листом. Норн неожиданно перехватил её, поднёс к губам и поцеловал, как равной. Сначала ладонь, а потом каждый палец.
— Какая же у тебя стала кожа — грубая, шершавая, а ведь раньше… И все жилки видны. Моешь полы, убираешь за этим скотом — ты! Посреди этой мерзости.
Удивлённо глянула на него:
— Разве я не убирала за вами? Это одно и то же. Хотя нет, здесь меня не принуждают мыть хозяев и развлекать их гостей. Да и полы мою за деньги, а не за плошку еды. Без рабского ошейника, на равных общаюсь с теми, кто живёт на улице. Раньше меня лишали подобной роскоши: вы сами повторяли, что рабыня авердам не ровня.
Он проигнорировал мои упрёки и поинтересовался:
— Неужели ты всю жизнь мечтала работать поломойкой?
— Разумеется, нет. — Как он не понимает, это же так просто! — Всего лишь желала стать человеком. Свободным человеком с именем и фамилией. Как служанки в вашем доме, к примеру.
— Если бы ты подождала, если бы я отдал тебе это сразу! — мотая головой, норн закрыл лицо руками. — Почему я сразу не подписал, зачем медлил?!