Из здания выбежали несколько девушек, которых встретили матом и улюлюканьем. Гоблины норовили их толкнуть, ударить в лицо. Надо отметить, что держались девушки просто прекрасно. Не плакали, не кричали, а просто гордо шли. Даже когда их толкали. Потом одну из них окружила толпа. Перед камерами боевики вели себя вызывающе, били девушку, но ее вывели, и она пошла гордой походкой.
Это и есть «мирное наступление» оппозиции. Я ничего не преувеличиваю, просто пишу в репортажном стиле. Несколько сумбурно, да это и понятно. Перекошенные яростью лица пожилых низкорослых мужчин, одетых в какие-то кожухи. Девица в мини-юбке и в высоких сапогах, которая кидает булыжник в жалюзи, а потом гордо красуется перед камерой «плюсов», трое амбалов, несущихся с вырванным шлагбаумом из подземного паркинга. И маски, маски, маски…
Это погромы. Поздравляю киевлян! Мы выпестовали этих боевиков своим безразличием и трусостью.
Да, и напоследок. Владимир Захоров, как мне сообщили, был забит до смерти боевиками. Его били битами, обрезками труб, ногами. Он всего лишь компьютерщик, пятьдесят семь лет, двое детей, жена... Внуки. Эти животные его убили. За то, что пытался им помешать громить сервер.
Александр Зубченко
ВОЗ
Ф. М. Достоевский.
Сон Раскольникова
Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одарённые умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали заражённые. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нём одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовёт, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремёсла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, – но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались…