С 1693 г. главой этого ордена, пользовавшегося в Пруссии значительным авторитетом, его магистром и штатгальтером неизменно являлся наследный принц Пруссии. Это был евангелический орден, основной своей задачей считавший защиту христианской веры и служение больным и немощным. Небесным заступником и покровителем иоаннитов является Иоанн Креститель.
Незадолго до отхода поезда сестра Анна вложила мне в ладонь маленькую открытку, на которой был изображен страдающий Христос с терновым венцом на главе, а внизу было начертано утешающее изречение: «Во всех бурях, во всякой беде он тебя защитит, верный Бог».
Эту скромную открытку я как зеницу ока хранил все долгие и тяжкие шесть лет войны и плена. Вместе со мной она пережила «уплотнения» и дезинфекции. Однажды ее обнаружил у меня один русский и бросил открытку себе под ноги. Но я ее поднял, русский ничего не сказал, и я принес ее с собой на новую родину в Гармиш — Партенкирхен.
Открыточка, которую дата мне сестра Анна на перроне, была знаком расположения и выражением надежды на возвращение и встречу, — точно таким, каким в грустный час моего расставания со школой Берлинга в Хоэнштайне одарила меня Рут, дочь хозяина лесопильни, у которого я квартировал, провожавшая меня и своего брата Арнольда до вокзала. Рут вложила мне в руку вязаную наручную повязку. На повязке мелкой буквенной вязью было вышито то ли «Возвращайся!», то ли «Храни тебя Бог!», уж не помню точно. Прошел не один десяток лет, прежде чем я узнал, что обе они живы и здоровы. Это были по-настоящему счастливые минуты моей жизни после возвращения из советского плена.
После возвращения из плена меня свалило заражение крови. Это произошло всего лишь через несколько недель пребывания у матери в Фарханте под Гармиш — Партенкирхеном, где мы — мать, сестра, ее дочь Розвита и я — жили у хозяина мясной лавки Минхольца в однокомнатной квартире под крышей. Под вечер до опасной отметки поднялась температура, а на коже появилась красная полоска. Моя сестра Рут побежала за помощью. Бодрствовал я или находился в бреду? Кто знает! Но я увидел вдруг медсестру Анну из Нидерзее — вроде бы она сидит у моей постели, держит мою руку и гладит ее. Да, конечно, это была Анна, наша медсестра Анна из скромного общинного дома, служившего нам церковью в Нидерзее, которая дала мне с собой в дорогу на фронт открытку «Во всех бурях…». Она делала мне холодные компрессы и всю ночь проводила у моей постели на деревянном кухонном стуле.
Мать сидела у плиты и плакала. Нервно вышагивала туда-сюда по комнате Рут, она то садилась, то вскакивала, вновь садилась и не знала, что ей делать. «Нет, о Боже, нет, только не теперь! — восклицала она вновь и вновь. Я все это вижу как сейчас. — Не теперь, когда он все-таки вернулся домой!» «Как это домой?» — подумал я. Ведь родительский дом остался далеко на Востоке. Потом вокруг меня все вдруг сначала потемнело, потом просветлело. Неужели я проспал целый день? Похоже на то. Ощущение было почти такое же, как тогда, когда я от смерти утопленника в озере Нидерзее был возвращен к жизни молодым двадцатилетним рабочим с лесопильни советника коммерции Андерса.