После получения сообщения о завершении всех подготовительных мероприятий можно было определять конкретное время для начала испытаний. При этом само собой подразумевалось, что я как натовский офицер, ответственный за данный проект, обязан лично пронаблюдать за испытаниями и доложить о результате. Накануне выезда на запланированное мероприятие ко мне обратился Боб Данн, вообще-то не имевший к проекту прямого отношения; он слышал, что на следующий день я буду наблюдать испытания «Першинга» в 7–м корпусе, потом спросил, не стану ли я возражать, если он составит мне компанию, ему, дескать, очень интересно их увидеть. Разумеется, никаких возражений с моей стороны не последовало.
На следующее утро в 5.00 мы выехали на полигон. Когда мы прибыли на место, ответственный за пуски американский офицер, подполковник из штаба 7–го корпуса, доложил мне, что подразделение готово к выполнению задания. Но тут мой товарищ Боб Данн скороговоркой, взахлеб, попросил меня чуть-чуть подождать — ему, дескать, надо что-то прояснить с подполковником. Меня это, конечно, удивило, хотя вообще-то ничего необычного в том, что американцы иногда беседовали друг с другом с глазу на глаз, не было. (Немецкая сторона таких форм поведения не практиковала.) А еще, представьте себе, они имели обыкновение перед каждым принятием какого-либо решения в НАТО — что я самолично не раз и не два наблюдал — отправляться в свою национальную штаб-квартиру американских войск в Европе (USAREUR) в Гейдельберге и только после американского одобрения выдавали свое «НАТО — ВПЕРЕД!».
На сей раз такая самостоятельность мне не понравилась. Закончив свой разговор, господа вернулись ко мне. То, что выдал мне затем подполковник из 7–го корпуса, видимо, ему самому было очень неприятно. «Сэр, — сказал он, — вы не можете идти на огневую позицию. Проводимое мероприятие относится исключительно к компетенции Соединенных Штатов Америки, извините! Вы не можете быть допущены к наблюдению испытаний. У вас нет официального разрешения доступа к секретной информации под грифом «Исключительно для США»! You understand?»
Об этом, подумал я, мне могли бы сообщить и раньше, в Мангейме. «Это правда?» — спросил я моего товарища Боба. «Да, извини, мне очень жаль!»
Обсуждать больше было нечего. Я предложил Бобу для обратной поездки в Мангейм позаимствовать машину у 7–го корпуса, развернулся, сел в свой служебный автомобиль и поехал обратно в штаб-квартиру. Я сделал это без всякого промедления, потому что понимал, что продолжать этот разговор или, скажем, попытаться настоять на своем участии было совершенно бессмысленно.