Сеня слушал меня в пол-уха, пил слабый чаек из алюминиевой кружки, одновременно с хитрецой посматривая вокруг. Мол, ладно, говорите, а я сделаю по-своему, все равно доберусь до фронта.
Расстались мы с Сеней часа через два, когда поезд притормозил на очередной остановке. Сеня, накинув на [7] себя фуфайку, поблагодарил за еду и неопределенно сказал:
— Слезу. Может, и вправду никуда не поеду... — А выйдя из вагона, оглянулся, крикнул нам, столпившимся в тамбуре: — А вот и поеду! Только с другим эшелоном! Схоронюсь и — айда!
И побежал по путям, мотая на бегу длинными рукавами фуфайки.
Мы рассмеялись. Обхитрил, сорванец! Да, такой обязательно доберется до фронта!
...Ночью звездное небо будоражил рокот моторов вражеских самолетов. Их надсадный гул не в силах были заглушить даже перестуки вагонных колес. Летают, сволочи! Того и гляди, высыплют на эшелон свой смертоносный груз.
В небе там и тут скрещивались лучи прожекторов, глухо стучали где-то зенитки. Нет, наши не дремлют, встречают врага.
А мысли то и дело возвращались к Сене. Этот сорванец наверняка пристроился в очередной эшелон. И, пользуясь тревогой, вызванной воздушным налетом, сидит сейчас преспокойно где-нибудь в укромном местечке. Или спит, убаюканный перестуком вагонных колес.
Вот оно, военное детство!
Да, всех нас сейчас манит фронт. Страшный и одновременно желанный. Ведь это фронт борьбы за свободу и независимость нашей Родины.
* * *
На исходе третьих суток я добрался до Мелитополя. Судя по всему, до войны это был уютный южный городок, застроенный нарядными домиками, затененный тихими прохладными садами и аллеями. Теперь же на всем лежала суровая печать войны. И хотя большинство домов и даже целые улицы уцелели, они были безмолвны и безлюдны. Лишь на отдельных пепелищах копошились старики и женщины, собирая обожженную огнем кухонную утварь и вообще все, что могло еще послужить в хозяйстве.
Похоже, боевой порыв 51-й армии, а это именно она освободила город от гитлеровских захватчиков, был настолько стремительным, что фашистские факельщики не успели спалить и разрушить все его строения. [8]
В нескольких домах, как мне удалось сразу же выяснить, разместились штабы тыловых органов фронта. К ним то и дело подъезжали машины, повозки. Это концентрировалось и тут же развозилось по частям вооруженно, боеприпасы, горючее, продовольствие — все то, что было необходимо для боя, для наращивания сил я средств в предвидении новых наступательных действий.
В деловой суматохе легко угадывалось то огромное воодушевление, которое владело сейчас всеми бойцами и командирами фронта, одержавшего в летних и осенних сражениях довольно существенные победы. Чувствовалось, каждый из них не только освободил вот этот город, но и обрел более важное — твердую уверенность в своих силах и возможностях, был полон решимости гнать врага дальше.