На два коротких звонка в дверь, посмотрев в глазок, доктор повернул замок и впустил в квартиру Зимовского.
— Хайль Гитлер! — задорно крикнул тот, вскидывая руку в приветствии.
— Издеваешься, — не то спросил, не то утвердил худощавый человек, невысокого роста, даже дома он расхаживал в чем-то очень смахивающем на белый медицинский халат.
— Нужна твоя помощь, — Зима разулся в прихожей, зная, как доктор сдвинут на чистоте и гигиене.
— Да я понял уже, что ты не чаи пришел гонять, — издавна считалось, что большую часть своей повседневной речи строят на сарказме медики и юристы, а нелегальному доктору в нем было не занимать.
— От чая бы тоже не отказался, — не дожидаясь особого приглашения, Зимовский прошел на кухню и сел за стол.
Доктор театрально вздохнул и включил электрический чайник.
— Ну-с, зачем пожаловал?
— Нужно инициировать смерть одного человечка, и «уничтожить» его тело в морге.
Чайник закипел, и Менгеле налил кипятка в две кружки, добавив из небольшого заварника зеленого чая, пододвинул одну кружку Зимовскому, сам сел напротив, постукивая пальцами по крышке стола:
— Мне самому инъекцию вводить или у тебя есть исполнитель?
— Ну, если ты желаешь засветиться в «Черном дельфине», то можешь сделать сам. Авось тебе там понравится — решишь остаться, — Дмитрий обезоруживающе улыбнулся.
Доктор едва не подавился чаем.
— Нет уж, спасибо, — нервным движением тонких пальцев поправил он воротник вдруг ставший тесным. — Инъекция будет завтра, насчет близлежайшего морга договорюсь. Цена вопроса тебе известна. Я полагаю.
Зима молча кивнул.
— Исполнителя сам найдешь?
— Да, исполнитель есть.
— Тогда, пей чай и милости прошу на выход, — лучезарно улыбнулся Борменталь, явно давая понять, что расшаркиваться перед ночным визитёром он более не намерен.
***
Рязанцева сидела с котом на коленях, завернувшись в любимый плед отца, и листала твердые страницы семейного альбом. «Завтра похороны, милый мой папочка, почему ты ушёл так рано? Мне так тебя не хватает…» — по щеке Лики Рязанцевой нескончаемым потоком текли слезы. С глянцевой фотокарточки серьезные серые глаза глядели пытливо, с его фирменным прищуром из-под чуть нахмуренных бровей.
— Кто же тебя заказал, папуля… Кто…
— Мама, милая… — всхлипнула Анжелика, перевернув страницу. Мать она помнила плохо. Когда она умерла, ей было лет семь. Память лишь сохранила обрывочные воспоминания — зоопарк, сдобные пирожки, сладкую манную кашу, щедро сдобренную вареньем, нежный, любящий поцелуй и тихий вкрадчивый голос: «Ангел мой, просыпайся! Первый раз в первый класс!»