«Далеко пойдёт, пацан, жаль по кривой дороге!» — с грустью подумал Зима.
— Меньше знаешь — крепче спишь.
— Или из коммерсов? Точила у тебя что надо.
— Я же сказал, много будешь знать, рано в ящик сыграешь. Одна нога здесь, другая там. У тебя десять минут.
— Лан, — по-волчьи оскалился парнишка, принимая у Зимовского пакет, на котором была приклеена бумажка с адресом. — Я мигом, жди меня здесь.
— Время пошло.
Пацан, сгорая от чувства собственной значимости, побежал исполнять свой первый в жизни заказ.
«Жаль парня!» — констатировал Зима, засекая время на часах.
Разумеется, в пакете были не документы, а крупная сумма наличных, предназначавшаяся для матери Виталия. Для Марии Кругловой горячо любимый сын мёртв, а деньги — всего лишь жалкая часть компенсации за все страдания, выпавшие на долю пожилой женщины. Зима понимал, что Круглов вынужден жить с тяжким грузом на душе, осознавая, что морально уничтожил собственную мать, но иных виноватых в этой истории, кроме него самого не наблюдалось: Виталий сделал осознанный выбор ещё шесть лет назад, когда помогал своему другу Смолину скрыться во Франции.
Зима прикинул финансовые возможности Смолина: часть денег ушла на взятку патологоанатому и всех сопричастных, подтвердивших заключение о смерти Павла Азарова и Виталия Круглого, а если у ФСБ и возникнуть хоть малейшие сомнения на сей счёт, по всем документам данные экспертизы послужат лучшим тому доказательством.
На счёт Круглова с Павлом Зима пока что не особо беспокоился — в данный момент они скрывались на конспиративной квартире в Оренбурге, а вот с самим Смолины дело обстояло гораздо сложнее. По своим каналам Зима узнал, что к особо опасному заключённому по приказу полковника ФСБ Белова запрещён допуск новых сотрудников медицинского персонала, значит, что шанса сделать ему инъекцию у Рязанцевой не предвидится.
Незаметно в раздумьях протекли десять минут. Вскоре Зима увидел приближающегося мальчишку.
— Эй, дядя, давай косарь! — запыхавшийся парень деловито протянул руку за деньгами, но Дмитрий холодно поинтересовался, пригвождая к месту его продирающим до печёнок взглядом:
— Докладывай, кому отдал?
— Женщина пожилая, — парень нетерпеливо перекатился с пятки на носок.
— Опиши её, — потребовал Зима.
— Да чё описывать, не надул я тебя, дядя! Ну, такая полноватая, волосы седые, крашенные в белый цвет, синяки под зарёванными глазами. Я в дверь позвонил, а она мне с порога: «Сынок, ты от Виталика?».
— Верю, — Зимовский протянул мальчишке купюру, достоинством в тысячу рублей.
— Ну, я погнал, дядя?