К Стеше я заходил каждый день. Чувствовала она себя плохо, и Георгий все безнадежнее качал головой. А Иван никак не возвращался с Большой земли.
Мы всё так же гуляли по острову, купались, играли с дельфинами в вольерах, сидели у Максима в ангаре, ходили ночью к дяде Фаддею, но уже нечасто: надо было готовиться к школе.
И вот как-то раз мы сидели решали алгебру, а Роська вдруг бросила ручку и сказала:
— Мальчики, надо проведать Лойко. У меня сердце не на месте.
Почему женщины всегда сердцем чувствуют всякие неприятности? Мама тоже чуть что: «сердцем чувствую», «сердце подсказывает»… Почему же Роськино сердце не подсказало ей, что не надо нам больше соваться к анулейцам? Я не знаю. Но как только она это сказала, мне смертельно захотелось бросить алгебру и снова забраться на горячее сиденье «Ласточки», подняться в небо, лететь над лесом, где все зеленое и голубое, только брошенное поселение анулейцев желтеет ровным кругом… И Лойко проведать захотелось. Неужели он до сих пор мажет себя гуталином?
— Хорошо, — спокойно сказал Максим. — Завтра утром можно. Ладно, Листик?
Все шло как по маслу. Мои родители на весь день уехали на Большую землю.
— Хочешь с нами? — спросила мама. — Варю проведаем.
— Н-нет, мам… Мы с Осташкиными договорились. Нас Роська будет учить нырять.
— Смотрите осторожнее там.
— Не волнуйся, Роса у нас мастер спорта. Варе привет.
«Ласточка» завелась так быстро, будто хотела нам показать, как она соскучилась и рада везти нас куда угодно. И даже солнце палило не так нещадно, как в прошлые дни. По небу шли пышные белоснежные облака. И посадка на каменной дороге в оставленном городе была мягкой.
— Умница, — ласково погладил «Ласточку» Максим.
Не успел он опустить руку, как я почувствовал, что в затылок мне упирается что-то острое и холодное. В этот же миг ойкнула Роська, а за спиной у Максима вырос огромный человек. Его длинные светлые волосы были собраны в высокий хвост, могучими руками он растянул лук, и наконечник стрелы ткнулся в затылок Максима. У меня запрыгало сердце, когда я понял, что Максим, глядя на меня, видит то же самое. Это были Хвосты, я сразу их узнал. Не зря же у меня была раздвижка на рассказ Лойко. Они у анулейцев вроде полиции и частной охраны. Я вспомнил, как Вождь в моей раздвижке говорил, что Хвосты убили Зое. Такие, пожалуй, разговаривать не станут!
Едва я подумал об этом, раздался пронзительный крик, и я почувствовал, как стрела, упирающаяся в мой затылок, дрогнула и опустилась. Кричал Лойко. Да, это он! Он выскочил из-за дома и в два прыжка оказался перед нами. Глаза его сердито сверкали.