Да в солдаты! В Красной Армии штыки,
Чай, найдутся.
Без тебя большевики
Обойдутся. Поневоле ты идешь?
Аль с охоты? Ваня, Ваня, пропадешь
Ни за что ты.
Мать, страдая по тебе,
Поседела. Эвон в поле и в избе
Сколько дела!
Как дела теперь пошли:
Любо-мило! Сколько сразу нам земли
Привалило!
Утеснений прежних нет
И в помине. Лучше б ты женился, свет,
На Арине.
С молодой бы жил женой.
Не ленился!" Тут я матери родной
Поклонился.
Поклонился всей родне
У порога: "Не скулите вы по мне.
Ради бога.
Будь такие все, как вы,
Ротозеи, Что б осталось от Москвы,
От Расеи?
Все пошло б на старый лад,
На недолю. Взяли б вновь от вас назад
Землю, волю;
Сел бы барин на земле
Злым Малютой. Мы б завыли в кабале
Самой лютой.
А иду я не на пляс
На пирушку, Покидаючи на вас
Мать-старушку:
С Красной Армией пойду
Я походом, Смертный бой я поведу
С барским сбродом,
Что с попом, что с кулаком
Вся беседа: В брюхо толстое штыком
Мироеда!
Не сдаешься? Помирай,
Шут с тобою! Будет нам милее рай,
Взятый с бою,
Не кровавый пьяный рай
Мироедский,Русь родная, вольный край,
Край советский!" 1918 Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва, "Детская Литература", 1968.
СНЕЖИНКИ Засыпала звериные тропинки Вчерашняя разгульная метель, И падают и падают снежинки На тихую задумчивую ель.
Заковано тоскою ледяною Безмолвие убогих деревень. И снова он встает передо мною Смертельною тоской пронзённый день.
Казалося: земля с пути свернула. Казалося: весь мир покрыла тьма. И холодом отчаянья дохнула Испуганно-суровая зима.
Забуду ли народный плач у Горок, И проводы вождя, и скорбь, и жуть, И тысячи лаптишек и опорок, За Лениным утаптывавших путь!
Шли лентою с пригорка до ложбинки, Со снежного сугроба на сугроб. И падали и падали снежинки На ленинский - от снега белый - гроб. [1925] Русские поэты. Антология в четырех томах. Москва, "Детская Литература", 1968.
НИКТО НЕ ЗНАЛ... ("22 апреля 1870 года")
Был день как день, простой, обычный, Одетый в серенькую мглу. Гремел сурово голос зычный Городового на углу. Гордяся блеском камилавки, Служил в соборе протопоп. И у дверей питейной лавки Шумел с рассвета пьяный скоп. На рынке лаялись торговки, Жужжа, как мухи на меду. Мещанки, зарясь на обновки, Метались в ситцевом ряду. На дверь присутственного места Глядел мужик в немой тоске,Пред ним обрывок "манифеста" Желтел на выцветшей доске. На каланче кружил пожарный, Как зверь, прикованный к кольцу, И солдатня под мат угарный Маршировала на плацу. К реке вилась обозов лента. Шли бурлаки в мучной пыли. Куда-то рваного студента Чины конвойные вели. Какой-то выпивший фабричный Кричал, кого-то разнося: "Про-щай, студентик горемычный!" . . . . . . . . . . . . . . . . Никто не знал, Россия вся Не знала, крест неся привычный, Что в этот день, такой обычный, В Рос