– Но это ничего не меняет. Зачем же себя терзать?
– Меняет. Это изменило меня.
– Ах да. И теперь ты счастлива? Тебе хорошо?
– Нет. Я просто еще раз доказала, что, когда ты повинуешься чувствам и гормонам, а не логике, в итоге получаются только глупости.
– Ты считаешь ребенка глупостью?
– Я об этом не говорила. Но, если бы я делала вид, что переспать с тобой, когда я была помолвлена с другим, было мудрым решением, я бы солгала. На такую ложь я не способна.
– Да, ты можешь лишь закрывать глаза на правду, когда тебе это удобно.
– Заткнись!
– Но ты же просила меня рассказать о себе.
– Тогда перестань обвинять меня и рассказывай. Я раскрыла перед тобой все худшее во мне, и слушать твою критику выше моих сил.
Наступила неловкая тишина. Наконец Алекс заговорил:
– Прости, но твои признания меня не впечатлили. То, что ты делала на пленке, я видел вживую в залах поместья Куклакиса. Я был ребенком. – Казалось, слова давались ему с трудом. – И ты спрашиваешь меня, чего я стыжусь? Да я вообще не знаю, что такое стыд. – Он отвернулся. Казалось, вся его фигура излучает напряжение. – Я видел, как моя мать стоит на коленях перед мужчиной, как она рыдает и обещает ему все, что угодно, – только чтобы он позволил ей остаться. Я думал, она делает это из любви ко мне. Чтобы меня защитить. – Повернувшись, он вновь впился взглядом в глаза Рэйчел. – Но все это было ни при чем. Да, она делала это из-за любви – но не из-за любви ко мне. А потому, что она любила героин и того, кто владел всем этим миром. Обо мне она не думала. Ты знаешь, что такое настоящий стыд? Знать, что твоя мать любит наркотики и секс больше, чем тебя. Вот что такое стыд. Ты даже не представляешь, как это мучит меня. Тебе интересно, что я знаю о семье? Теперь ты в курсе.
– Алекс…
– Нет, – резко оборвал он ее. – Мне не нужна твоя жалость. Я уже не ребенок. Не жертва. Я спасся из этого ада. С трудом, покалечившись, но спасся.
– И поэтому ты так ненавидишь Аякса? Потому что он тоже спасся, но остался невредимым?
– И поэтому тоже.
Да, Аякс казался воплощением нормы. А душа Алекса была разбита. Он не сказал этого – но Рэйчел почувствовала. И поверила.
– Что произошло, когда ты сбежал?
Он молча положил руку ей на затылок и притянул ее голову к себе.
– Я больше не хочу говорить.
– Алекс…
Он приник к ее губам жадным поцелуем:
– Не бойся, Рэйчел. – Его руки шарили по ее телу. – Не прячься от меня.
– Алекс… – Его имя прозвучало как мольба. Она сама не знала, о чем молила его.
– Мне нечего стыдиться, – пробормотал он, не отрываясь от ее губ. – Совершенно нечего.