— Ну, не молодец ли я? Все достала. И Ольга Филипповна была мне рада. Ты чего молчишь?
— Я думал, ты пришла ко мне, а не к Ольге Филипповне.
— Ревность? Что-то новое. Я рада. Говорят, ревность — тень любви.
— Бывает тень без предмета, ее отбрасывающего.
— Сегодня я тебе не верю. На самую чуточку, на кончик мизинца, но любишь.
Нешатов не возражал. Она расставляла все принесенное на столе и вдруг споткнулась.
— Осторожнее, там мои бумаги!
— Чего ж ты их на полу держишь?
— Прибирал к твоему приходу.
— Странный способ прибирать. Впрочем, тебе идет беспорядок. Мне тоже. Мы с тобой такие нестандартные, как беззаконные кометы, говоря словами Пушкина. Все хочу списать эти стихи и выучить, но забываю. У тебя нет елки?
— Нет. С чего бы это у меня могла быть елка?
— С того же, с чего у всех добрых людей.
— Я не добрый человек.
— Пусть так. Но сегодня ты почему-то добрей обычного.
— Просто пьян.
— Тогда будь пьян, если ты от этого добрей. Знаешь, я принесла елочные свечи. Давай зажжем их так, без елки, и будем с тобой пировать.
— Чудачка. Делай как знаешь.
Она вынула из сумки коробку юбилейных свечей. Накапав стеарину прямо на стол, расставила свечи вокруг тарелки с закусками. Две оставшиеся изогнула, подвесила к ушам наподобие сережек, фитилями кверху. Скомандовала: «Зажигай!» Он нехотя вынул спички и зажег все свечи, кроме двух последних.
— Зажигай и эти! — храбро сказала Даная.
— Это дурость. У тебя загорятся волосы.
— Пускай горят ко всем чертям.
Она сама зажгла обе свечи, качавшиеся у ее щек. Колеблющийся свет, бросая черные тени, выделил из небытия короткий прямой нос с продолговатыми прозрачными ноздрями, глубокую ложбинку от него к привздернутой верхней губе, все лицо, ставшее внезапно и загадочно красивым. Огоньки свечей, синие у корня, красноватые вверху, тянулись уже к волосам.
— Даная, сумасшедшая, сейчас же погаси!
— Гаси сам.
Он дунул на свечи. Едкий дымок пополз кверху. Данаино лицо, только что прекрасное, погасло и стало заурядным.
— Не понимаю, — брюзгливо сказал Нешатов, — с чего тебе вздумалось устраивать иллюминацию?
— Так Новый год же! И, кроме того, наш с тобой юбилей.
— Какой юбилей?
— А ты не помнишь? Три месяца...
Он вспомнил. Вороха сухих листьев. Шуршание куртки. Данаино лицо в темноте. Запах грибов. По ощущению — три жизни назад.
— Не помню, — сказал он. — И вообще, не зли меня.
— От тебя нужно было бы сразу, тут же, уйти. Чтобы не я тебя искала, а ты меня.
— Что ж, уходи.
— Пока не могу. Не бойся, это пройдет. Я по опыту знаю. А пока потерпи. Давай выпьем этой бурды.
Огоньки свечей дрожали в гранатовой жидкости. На вид вино было хорошее. Выпили.