«Фронт» — реалистическая и одновременно романтическая пьеса. И эту романтическую струю хорошо почувствовал и развил в постановке Завадского Мордвинов. Исполнитель понимал, что пьесе противопоказано какое бы то ни было «актерство», что даже малейшая аффектация может нарушить жизненную и художественную правдивость образа. Мордвинов сумел показать Огнева, не впадая ни в одну из опасных крайностей в трактовке роли — ни в мнимую значительность, ни в бесстрастное правдоподобие. Чем острее были переживания Огнева — Мордвинова, тем сдержаннее становилась форма их выражения. Вспомним сцену прощания Огнева с отцом, замученным фашистами. С максимальной внешней собранностью и при огромной внутренней насыщенности произносил Мордвинов слова скорбного монолога Огнева, которому вторили глухие аккорды траурного марша: «…Сорок лет учил детей географии… Все годы мечтал поехать на Памир. Я обещал ему. Он говорил всем: дальше немцы не пойдут, здесь близко сын, он не пустит их в родное местечко, в дом, где родился…». В горе своем черпает Огнев силы для мести, и вот уже звучат у Мордвинова слова клятвы: «Прощай… прощай… Они узнают тебя, старый учитель. Узнают в сыне, клянусь над твоей могилой: сквозь землю ты услышишь мою месть».
Таков был Мордвинов — Огнев, таким был созданный им героический образ героического времени.
Спектакль явился большим театральным и общественным событием в жизни Алма-Аты, зрительский интерес к нему был огромен. «Фронт» долгое время не сходил с афиши театра.
После роли Огнева Мордвинов много выступает как чтец, перед воинами, в госпиталях, на заводах. Репертуар его концертов значительно расширился — он читает Маяковского, Шолохова, Горького, Лермонтова. Весь 1943 год и начало 1944 года Мордвинов занят работой над образом Отелло.
Как складывался сценический путь Мордвинова в первое послевоенное пятилетие? Выступая в «Отелло», актер продолжает работать над созданием образа современника, понимая, что только на материале окружающей его действительности художник может наиболее полно проявить свои возможности, высказать свое отношение к миру. Мордвинова, как и раньше, увлекает сила положительного примера в искусстве. К сожалению, драматургия тех лет не всегда поспевала за быстротекущим временем. На смену героям войны приходили герои мирной жизни, но некая регламентация, шаблонизированное представление о новом герое дня мешали появлению полнокровных художественных образов на сцене театра. Пресловутая «теория бесконфликтности», вредные тенденции лакировки действительности, ложно помпезная манера изображения положительных героев и иные болезни драматургического творчества тех лет отрицательно сказывались на театре. Со многими трудностями в своей актерской практике столкнулся и Мордвинов. Долго, упорно работал он с постановщиками спектаклей и с драматургами — лучшее свидетельство тому его «Дневники». Так в репертуаре Мордвинова появились Петров («В одном городе» А. Софронова), Костюшин («Обида» А. Сурова), Верейский («Закон чести» А. Штейна) и Курепин («Рассвет над Москвой» А. Сурова).