— Добрый господин, всю правду расскажу, ничего не утаю. Все печали твои знаю, чем сердце успокоится, посоветую. Ханна горячо зашептала:
— Давай послушаем. Я еще раз взглянул на старуху, и меня передернуло от отвращения. И дело не только в ее уродливой внешности — старость и нищета никого не красят. Но взгляд ее выцветших глаз пугал и внушал что-то, напоминающее брезгливость, как если бы на ее месте я увидел дохлую кошку.
— Дай мне руку, добрый господин, не бойся. Все тебе расскажу, все как есть… Я отдернул руку и сказал, резче, чем собирался:
— Нет нужды! Я не верю шарлатанам. Пойдем, Ханна, уже поздно. Я подхватил сестру под локоток и почти силой потащил вперед.
— Ой, пожалеешь, господин! Скоро пожалеешь, что обидел меня!
Сполна горя хлебнешь, слезами умоешься! Колючий взгляд жег спину даже тогда, когда мы свернули в переулок, а до дома осталось всего ничего. Ханна молчала.
Надеюсь, ее не сильно расстроила эта отвратительная сцена, иначе я и впрямь раскаюсь в своих словах. Ночью мне снилось бушующее море и порванный белый парус на далеком, затянутом тучами горизонте. Я проснулся рано и чувствовал себя усталым и разбитым. Ни любимый чай, ни свежая пресса, ни милая болтовня Эмми не могли вернуть мне былое расположение духа. Время шло, но просветления все не наступало. Я маялся от предчувствия близкой угрозы и искал этому причины. На ум приходило только одно. Так, убедившись, что Ханна со своей служанкой пошли по магазинам, я оделся, взял трость и покинул теплый дом. Дневная площадь отличалась от ночной. Больше жизни, больше шума, меньше очарования. Я бродил взад вперед, пока не оказался у дома с облупившимся фасадом. Не знаю, чего я ожила, что хотел найти или увидеть. Постоял немного и повернулся, чтобы уйти.
— Стойте! Мистер! Подождите, пожалуйста! Я обернулся. На крыльце стояла молодая блондинка в легком голубом платье. Она махала мне рукой и улыбалась. Но ведь на улице минусовая температура! Бедняжка рискует заболеть. Я позволил увести себя в холл. Женщина протянула мне руку, к слову сказать, без перчатки:
— Здравствуйте. Мое имя Агата Лонг. Я коснулся губами холодной руки. Лонг — так звали медиума, чей сеанс вчера посещала Ханна. Однако я иначе представлял себе медиумов. Стоящая передо мной дама сияла улыбкой, и в ней не было ничего пугающего или подчеркнуто траурного. Тщательно уложенные золотистые кудри, голубые глаза и красиво очерченные розовые губы. Агата поймала мой взгляд:
— Вы, наверное, удивлены, что я не в трауре. Видите ли, со смерти мужа прошло полгода. А я не люблю черный цвет. Прошу меня простить, но могу я узнать и Ваше имя?