Иноки вовсе встали и тоже таращатся на молодца, рты разинули.
— Где добыча? — всё ещё пытал их отрок, сам немало дивясь. — Проворонили волка, олухи!
Отроку дай только покуражиться над старшими, над иноками бывалыми, тем паче заслуженно, поделом.
Тут один из ловцов отшатнулся так, что и конь под ним попятился.
— Оборотень! С места не сойти — волкодлак!
Кудреватый склонился пониже над молодцем: в подбрюшье у него два багровых следа, третий затылок расчеркнул. Да и по лодыжкам попало, когда уже под сетью с лап валил…
— Не промахнулся! — заметил с дрожащей гордостью. — А как на рану крепок!
Ловцы дар речи утратили, стоят, глазами хлопают, оторопь берёт. Они вдвое старше были, поэтому Кудреватый от вида оборотня сник и теперь будто защиты у иноков просил:
— Что делать–то станем, братия? Слыхом слыхивал, видом не видывал…
— У нас оборотней конями рвут, — наконец–то подал голос один. — Сразу, как обернётся…
— В моей стороне — деревами, — настороженно отозвался другой. — Берёзы сгибают и к ногам вяжут. И чтоб до восхода поспеть…
А притороченный молодец ворохнулся, сам приподнял голову и замычал сквозь прикушенную струну. Взор ещё волчий, зелёный, да глаза уже кровью наливаются. Ловчий гоноша отвернулся, дабы чертовщиной не бередить душу.
— Нам–то как поступить?
Лукавые иноки лишь переглянулись, скуфейки на брови надвинули:
— Охота под твоим началом, тебе и рядить, отрок.
— Добро, свезём игумену! — решил Кудреватый. — Велел во всяком виде доставить, живого и не увеченного.
Оборотень попытался струну выплюнуть, но хитрая удавка лишь туже смыкала челюсти. На сей раз не мычал, зарычал по–волчьи, сказать что–то силился.
— Тогда едем скорей! — всполошились иноки. — Покуда солнце не встало!
До подворья полверсты оставалось, однако пока скакали, оборотень вязки на руках расслабил, на ногах ремни почти уж рассупонил, того и гляди вырвется. Сняли со слеги, затянули узлы потуже, поперёк седла положили, да ещё руки и ноги под конским брюхом сыромятиной стянули. Так и въехали на подворье. А пленник дошлый, стал ремень на запястья накручивать и тем самым настолько сдавил грудь лошади, что дыхание у неё перехватывает. Сам худ, но силища в руках явно не человеческая! Жеребец уж хрипел и качался, когда миновали ворота обители, бока ходят — роздыху нет. Ещё немного, и задавил бы коня на скаку!
Однако в монастырском остроге разбойник осмотрелся и присмирел вроде, особенно когда увидел игумена с братией, вышедших ловцов встречать. Размотал сыромятину с рук и обвис.
Кудреватый спешился — и к настоятелю, да с ходу ему выпалил, дескать, изловили волка, он же человечий образ принял — оборотень! Сила нечистая!