Я щедро плеснула лосьона ему на левую руку и стала мягко втирать в кожу; промассировала один за другим пальцы и запястье.
– Очень приятно.
Я принялась за правую.
Теперь каждая наша встреча может оказаться последней, а еще так много не сказано…
– Иногда я думаю, что на нашей семье лежит проклятие.
– Отчего же, милая?
– Томас, бабушка Таня… наверное, наши гены прокляты.
– Томас умер от инфекции.
– А Таня?
– Конечно, Танина ранняя смерть – ужасная, трагическая потеря, но такие беды случаются в каждой семье. Тебя это пугает?
Вот тогда взять бы и рассказать ему все. Поведать отцу свои печали – какое было бы облегчение. Я смотрела на его лицо, любимое, доброе и такое бледное. Он уже похоронил одного ребенка. Пусть думает, что у меня все хорошо.
– Ее смерть, конечно, произвела на меня впечатление.
– И потому ты боишься заводить детей? – мягко спросил он.
Я покачала головой.
– Ты сам говорил, что после смерти Томаса Соланж так и не оправилась.
– Не оправилась. Понимаешь, мы думали, он температурит из-за обычной простуды. Врач велел сбивать жар, и мама всю ночь делала ему холодные обтирания. И уснула прямо на полу, в детской, может, на час или полтора. А когда проснулась, Томасу было совсем плохо. Он побелел и ни на что не реагировал. Мама страшно перепугалась. Мы тотчас же отвезли его в больницу… На следующий вечер он умер. Менингит иногда развивается мгновенно.
– Прости, что напомнила. Не хотела тебя расстраивать.
– Ты меня не расстроила. Ты меня никогда не расстраивала. Случившееся омрачило все твое детство. Твоя мама не смогла смириться с потерей Томаса. Она его обожала. Я ее почти ревновал. И потом чувствовал себя виноватым. Переживал, что не сидел с ней той ночью.
– Папа, лучшего мужа просто быть не может. Ты так много для нее делаешь!
Он улыбнулся – грустно, словно все еще переживал свою вину.
– Мама два года проболела. Какое-то время не хотела вставать с постели. Я подарил ей щенка, и ей пришлось выходить, чтобы его вывести. Она поправлялась очень медленно. Я понял, какая она хрупкая… и до сих пор она такая.
– Мне она хрупкой никогда не казалась. Она хотела сыновей, а меня полюбить не могла, я ведь просто женщина.
Папа обхватил мое лицо ладонями.
– Пусть Соланж и не показывает, но мы оба гордимся нашей красивой и талантливой дочкой. Не бойся рожать детей, милая. Они приносят столько радости.
Я прижалась к папиной груди. Конечно же, он хочет, чтобы у меня были дети. Они оба этого ждут. Я слушала, как тихо бьется его бедное больное сердце.
* * *
Мы встретились в отеле «Коннот» ровно в четверть второго, как и условились. Соланж пребывала в хорошем настроении. На этот раз в роли хозяина выступал Роберт, и такое место было как раз в его вкусе. За аперитивом он рассказал, что во время войны в отеле жил Де Голль, а генерал Эйзенхауэр часто посещал ресторан. Роберт вечно выбирает такие роскошные места. Нам он посоветовал заказать пирог с курицей – фирменное блюдо. Папа так и сделал – наверное, в благодарность за то, что Роберт возился все утро с Соланж. Ему принесли целый пирог в глиняной тарелке. Под куполом хрустящей корочки обнаружилось перепелиное яйцо всмятку.