Каникулы в коме (Бегбедер) - страница 19

– Какая у вас великолепная трость, it's marvelous really, – говорит Ирэн.

– Однозначно, man, – бросает Фаб. – Палка – просто турбо-niсе!

– Ну и дела! – горланит Марк. – Тут у нас не стол, а какая-то всемирная деревня.

– Смотррррите, я набррррал тррринадцать жемчужин, – хвастается Борис Ельцин, демонстрируя портмоне, заполненное маленькими перламутровыми горошинами.

– Зачем? – внезапно осеняет Марка.

– Чтобы помнить об этой вечеррринке!

– Зачем?

– Как зачем? Чтобы рррасказывать потом о ней моим внукам.

– Но зачем?

– Ну, чтобы они вспоминали обо мне, когда я перейду в мир иной… – торжественно заявляет русский президент.

У Марка загораются глаза от внутреннего ликования. Подвиньтесь, Пифагор, Евклид и Ферма! Нобелевская премия в области математики – единственная награда, достойная уважения, – практически в кармане. Обслуживание на высшем уровне, им уже несут основное блюдо – седло ягненка под соусом из «Смартиз». Марк встает – ему нужно в сортир. Перед тем как выйти из-за стола, он наклоняется к Лулу и шепчет ей на ухо:

– Поверьте, когда умираешь, хочешь отлить, это почти так же сладко, как кончить!

Марк окончательно понял, что вечеринка будет шикарной, увидев, как в дамском туалете девицы поправляют личики или нюхают коку (что, впрочем, почти одно и то же: кокаин – не более чем пудра для мозгов). Он пишет на листочке «Post-It»: «Основные события двадцать первого века или развернутся в дамских комнатах, или не случатся вовсе».

22.00

Никогда мне не бывает так грустно, Как после хорошего обеда.

Поль Моран «Запасы нежности»

Возвращаясь, Марк натыкается на Клио – подружку Жосса Дюмулена. Она с трудом ковыляет вниз по лестнице, мешают ноги десятиметровой длины (за вычетом каблуков). Ее почти совершенное тело нещадно затянуто эластичным платьем из латекса.

– Мадемуазель, позвольте угостить вас лимонадом! – обращается к ней Марк, подставляя руку для опоры.

– Sorry?

– Донна, ты опоздала, – разъясняет Марк, – и мы тебя нака-ажем!

– Oh yes please! – отвечает она, хлопая невероятной длины накладными ресницами. – lama naughty girl!

Она многозначительно жмет Марку руку.

– В наказание ты будешь ужинать за моим столом.

– Но… меня ждет Жосс…

– Приговор окончательный, обжалованию не подлежит! – изрекает Марк. И он волочет Клио за свой стол, схватив ее за очаровательное голое запястье.

Вернувшись к тарелке с блюдом из невинно убиенной овечки, Марк подвергается допросу с пристрастием.

– Ну что, – спрашивает ироничным тоном Лулу Зибелин, – готовитесь ко второй попытке?

– Ага, – кивает Марк. – Сам не знаю, что на меня нашло. Так называемая «французская литература» сегодня обладает примерно таким же весом, как театр Но. Зачем писать, если роман живет не дольше текста рекламного ролика макаронных изделий фирмы «Барилла»? Оглянитесь вокруг: фотографов здесь сегодня не меньше, чем звезд. Так вот, во Франции – та же хреновина с писателями: их примерно столько же, сколько читателей.