Собравшиеся шикают. Марк продолжает:
– Жуткое дело с экологией. Природа боится пустоты, именно поэтому мы боимся природы. Око за око, зуб за зуб… Религия? Жан-Жорж сдерживает зевок… Марк чувствует, как им овладевает неведомая сила.
– Каждый верит, во что хочет, но согласитесь, что ислам подает дурной пример: религия, которая запирает на замок женщин и убивает писателей, покоится на неверных основах. Что до Папы Римского, промолчим о нем, чтобы не расстраивать наших бабушек и дедушек. Папа – это тот тип, в белом, который проповедует черным, чтобы те не пользовались презервативами, и это – в разгар эпидемии смертельной болезни… Так, что там у нас еще осталось по идеологической части? Ах да, социальный либерализм! Или вы предпочитаете либеральный социализм?
Один из приятелей Ари, отвечающий в «Креди Сюисс Ферст Бостон» за слияния и новые счета, обобщает реакцию публики одной фразой:
– В тот день, когда все взлетит, мы все улетим!
– Заметьте – это ВАШ вывод! – радуется Марк. – Мы живем в царстве бабок, безработицы, пустоты и ничтожества… Итак, с КАКОЙ идеологией мы войдем в грядущее столетие? Внимание, парни! Если сами не найдете правильный ответ, придут фашизоиды, а они шутить не станут.
– НАРКОШИЗОИДЫ? – переспрашивает Ари, затягиваясь. Да нет, красно-коричневые, левые радикалы или крайне правые марксисты, вся эта шатия. Если мы их не прижмем, они окажутся у власти в конце Уже этого десятилетия.
И тут все присутствующие, вдохновленные горними ветрами и конопляным дымком, начинают наперебой предлагать спасительную идеологию:
– Что скажете насчет антилейборизма? Если в обществе будут одни безработные, некому будет завидовать.
– А я могу предложить лучшую систему: общество не-потребления, в котором люди перестанут покупать продукты в магазинах. Все перейдут на вторсырье.
– Нет, моя идея еще круче: тотальное перераспределение. Сначала для всех вычисляется ВНП, оплачиваемый общим НДС. Если угодно, называйте это капиталистическим коллективизмом.
– А что скажете об анархо-плутократии? О мире, в котором не будет ни соцобеспечения, ни подоходного налога, ни запрета на курение, где все наркотики легализуют, а единственную оставшуюся частную собственность будет охранять армия ночных сторожей…
Марк с жалостью смотрит на дело рук своих. Его Генеральные штаты выглядят весьма заштатно. Он подводит черту:
– Мимо кассы. Все вы пролетели. Будущее – за парижским сепаратизмом. Ари и Жан-Жорж переглядываются, но Марк твердо стоит на своем.
– Да, да, именно так. Но не в значении светской жизни или элитарности аристократических кварталов. Я имею в виду борьбу за независимость города Парижа. Будем как корсиканцы, баски и ирландцы только они во всей Европе достойны уважения! Создадим нашу ООП – Организацию освобождения Парижа – и приступим к осуществлению террористических актов против преступной Французской Республики, которая хочет заставить нас жить в одной стране с бретонцами, беррийцами и эльзасцами. Неужели мы позволим, чтобы самый красивый город мира оказался в распоряжении всех этих провинциалов? Да здравствует Париж, долой Францию! Вы готовы умереть за наш город? Нестройным хором аудитория выражает свою поддержку. Тогда Марк предлагает им несколько лозунгов, из которых самый мнемотехничный – следующий: «Париж – не Франция! Парижане – нация». Повторишь такое вслух раз двести, сам начинаешь верить в то, что говоришь!