— Какого чёрта ты звонишь в такое время! — с ходу принялась возмущаться Вика.
Мне стало совсем обидно. Я тут из-за неё, можно сказать, жизнью рискую, а она… Впрочем, выслушав рассказ о ночном хаме, Вика принялась извиняться за собственную грубость:
— Я просто вся на нервах сейчас, сама понимаешь…
— Дай мне телефон Георгия, — попросила я. Собственные нервы волновали меня сейчас несколько больше.
Вика продиктовала номер, потом спохватилась:
— Ой, только я не знаю, можно ли ему звонить в такое время… Может, он не один живет… И вообще, ты что, до завтра не можешь подождать?
— Мне страшно, — честно призналась я, — Я ведь трубку бросила. Этот тип может и приехать… У меня бронированной двери с сигнализацией нет…
— Толку с этой двери! — пробубнила Виктория.
— Кстати, — я вдруг вспомнила, что еще не задавала этот вопрос, — А как ты письмо-то обнаружила?
— Я сегодня сказалась больной и на работу поехала только ближе к вечеру, и то всего на пару часов, — охотно принялась рассказывать подруга, — я уехала где-то в четыре, Татьяна с Дашкой вернулись из бассейна в шесть. Представляешь, преступник попал именно в эти два часа! Георгий считает, что это не случайно… В общем, я пришла домой в семь. Ну, дома, конечно праздник. Когда б еще я так рано появилась! Татьяна между делом сообщает, что письмо с туалетного столика она не трогала, зная моё трепетное отношение к бумагам. Я ей: «Какое письмо?» Она: «Ну, как же… Я думала, вы случайно забыли в спальне, но убирать к бумагам не стала…»
Я прикрыла глаза и явственно представила себе, как всё происходило на самом деле. Виктория в ужасе бросается в спальню, вскрывает письмо. Извлекает снимки, смертельно бледнеет, кидает гневные взгляды на присутствующих, быстро засовывает фотографии обратно в конверт. Бессильно опускается в кресло. Домработница Татьяна всплескивает руками и с криком бросается к графину с водой. Виктория резко взмахивает кистью руки в знак протеста, приказывает оставить её одну, выдворяет всех из спальни. Татьяна, уверенная, что письмо пришло от обманувшего Вику любовника, принимается обеспокоено вздыхать и, тихо причитая неразборчивое: «Эх, доведут дела сердешные! Разве можно без мужа в таком-то возрасте! Эх…», удаляется готовить ужин. Дашка садится прямо на пол под дверью спальни и напряженно вслушивается в тяжелые шаги матери. «У нее слабая нервная организация,» — оправдывает сама себя Даша, — «Я обязана её оберегать! А, чтоб оберегать — надо знать, что в письме!» Дарья очень надеется, что мать станет читать письмо вслух по телефону. Но этого не происходит.