Впрочем, получалось это у него ни шатко, ни валко.
Врожденное любопытство нашего героя после непродолжительной борьбы все-таки одержало верх. Оставив малолетнего проводника под бдительным надзорм своих спутников, он бесцеремонно расталкивая зеваки и приблизился к импровизированной трибуне.
При виде нового потенциального клиента, почтенный служитель церкви утроил рвение. Мутные с похмелья глаза его загорелись "неугасимым" пламенем, ноздри сизого, оттенка спелого баклажана, носа раздулись, а голос окреп, в нем явно прорезались Левитановские нотки.
- И придет час расплаты! - рубанув воздух пухлой ладонью, громоподобно посулил он своим слушателям - и призовет Господь к себе чада свои и отделит зерна от козлищ и агнцев от плевел!
Здесь сей провинциальный пророк осекся, скорее увидев по удивленно вытянувшимся физиономиям паствы, нежели сообразив, что ляпнул, что-то не то. Впрочем, замешательство его длилось недолго, и даже не потрудившись поправиться, он продолжил: "... и лишь тот спасется из гиены огненной, кто безгрешен. Ибо сказал Господь: "...пусть то кто без греха первый кинет в меня камень". А есть ли среди вас безгрешные, дети мои?".
Судя по унылому молчанию окружающих бочку обывателей, праведников среди них не нашлось. Монах обвел толпу торжествующим взглядом.
- Но есть спасение! Есть, даже для таких, неисправимых прелюбодеев, пьяниц и богохульников как вы - продолжил он, с легкостью переложив на слушателей все свои грехи и назидательно воздев к небесам грязный палец - мы скромные и праведные служители церкви спасем души ваши, взяв за этот тяжкий труд лишь самую малость, презренный металл из ваших кошелей.
Немного покопавшись в видавшей виды торбе, икнув, грязно ругнувшись вполголоса и перекрестив рот, посмевший, видимо против воли хозяина, изрыгнуть богохульство, "святой праведник" извлек на свет божий несколько индульгенций.
- В сиих святых письменах спасение ваше, грешники! - торжественно провозгласил он, потрясая над своей головой разномастными, довольно замызганными, пергаментными свитками.
На этом красноречие его иссякло, оратор многозначительно икнул напоследок и уставился на слушателей выжидающим взглядом.
Увы, старания его пропали даром, окружавшие зеваки, внимательно выслушав пылкую, но несколько сумбурную проповедь святого отца, стали расходиться восвояси, совершенно не торопясь расставаться с кровными сбережениями. Только один мужичок, судя по одежде и поведению какой-то деревенский увалень, поддавшись напору продавца индульгенций, обменял, скорее всего, единственную, серебряную монету на кусочек пергамента, сулящий своему счастливому обладателю непременное отпущение всяческих грехов.