— Мне-то зачем знать? Его давно выкопали.
— Вряд ли. Агенты работали неофициально, трудились для своего покровителя. К тому же туда ехать, себя не уважать. Конструктор добычу не выпускает.
— Ты и про него знаешь?
— Так сам семечко и привез лет двенадцать назад. Я его папа и мама, иначе почему он меня выпустил, как думаешь?
— Ничего я не думаю, одно интересно — с какого перепуга ты еще жив?
— Люди не механизмы, подозреваю, что исполнителей убили раньше, чем они меня грохнули. Накладка вышла. Но это ничего не меняет, куратор все равно здесь и он про меня знает. Утром ему напомнят и я последний раз под лучами погреюсь. Об одном Небесного отца молю — лишь бы не ночью! Только не в темноте! Я не хочу! Солнца — дайте мне солнца!
Бородатый забился в истерике. Я навалился на него, зажал ему рот и нос рукой. От долгого заключения он совсем ослаб и сопротивления почти не оказывал.
— Потерпи. — сказал я ему. — Скоро оно всегда будет с тобой, ты снова увидишь свою жену и друзей. Они прощают тебя и я тоже прощаю. Засыпай!
Я подождал, пока он затихнет, осторожно положил его на солому и закрыл ему веки. Человеком Бородатый был явно нехорошим, но свои грехи точно искупил. Пять лет в темноте? У меня-то хоть масляный светильник есть! Подгадил он мне со своей тайной знатно. Я все понял, как только он про куратора из тайной службы сказал. Кого эта свинья первым делом к праотцам отправит? Действовать нужно немедленно! Прошло всего полчаса, тюремщики не должны успеть о нем доложить! Я поднялся и заколотил в дверь ногами.
— Эй! Есть там кто? Узник умер!
Орал минут десять, прежде чем появился охранник.
— Чего кричишь?
— Вы зачем ко мне дохлятину приволокли? Полежал, постонал и умер! Совсем сдурели?! От него уже воняет!
— Рот заткни, если не хочешь до утра постель с мертвецом делить! Сиди тихо, сейчас заберем.
Через минут сорок заявилась целая делегация. Меня оттенили в угол. Один из тюремщиков, в котором я по голосу узнал того, кто участвовал в разговоре о затоплении подвала, сказал:
— Отмучился бедолага. — он внимательно, при свете факела осмотрел тело. — Следов насильственной смерти нет.
Он поднялся с колен, отряхнул руки и обратился ко мне:
— Эй ты! Как он умер?
— Я тебе что лекарь? Сидел, мычал что-то, потом раз и упал набок, подергался немного. Я смотрю — не дышит.
— Что он тебе рассказывал?
— Ничего! Говорю же, мычал что-то бессвязное. Я к нему не подходил — вдруг покусает? Он же сумасшедшим был! У него это на роже написано! Я на вас жаловаться буду! А если бы он ночью мне горло перегрыз?
— Пасть закрой дезертир! Утром трибунал тебе веревку пропишет, лучшее лекарство от всех болезней, можешь плакаться им сколько захочешь. — он многозначительно покачал дубинкой.