А там, куда падали искры, вспыхивали другие, огненные линии. Витые усики-побеги разбегались в разные стороны по острову, очерчивая его контур. С каждой минутой огонь становился всё сильнее и сильнее. Пока в котловане не вспыхнул смерч. Ледяной, он щедро замораживал края котлована, превращая их в ледяные отвалы.
Огненные лозы пробились из-подо льда и потянулись к смерчу, вплетаясь в его дикий неудержимый танец. Огонь был слаб, и смерч начал жадно пожирать его, меняя свой цвет. В ледяных кристаллах заблестел янтарь. Мягкие отблески скользили по острым граням, скрадывая их, сглаживая. И смерч успокаивался, становился мягче, чтобы разорваться на капли и впитаться в воду.
В воздухе похолодало. Тишина нарушалась только звоном капели, да звуком судорожного дыхания. Кислород из воздуха чем-то пожирался. А следом из-под земли ударили фонтаны, не добавившие ни тепла, ни спокойствия, но надолго заворожившие.
Каждый фонтан, вырываясь на поверхность, застывал причудливой ледяной гроздью, переливами которой казалось можно любоваться бесконечно.
Далее случилось ещё одно чудо — пошёл снег. Тимур в своей жизни снег видел только один раз. В том мире, где погибли его первые напарники. И несмотря на всю горечь потери, снег так и остался для Тимура чем-то волшебным, невозможным. На Ории никогда не было снега. Да и зимы, как таковой не было. Была изморось в воздухе, душные туманы, спёртый воздух и головная боль. Поэтому перед «зимой» на Ории, Тимур брал всю свою компанию и исчезал из города. На весь сезон.
Сейчас же крупные белые хлопья скользили вниз, оставляя влажные отпечатки своих снежных ладошек на куртке Тимура и плаще Лаки.
А обряд все продолжался. Арка с цветами начала сжиматься, одновременно подбирая корни снежных лиан, загибая их внутрь.
От дна котлована вверх поднимался туман, и никак не удавалось понять, что такое формируется на острове. Но первой, благодаря зрению иллинтири, что именно происходит, поняла Лаки.
— Это яйцо! — удивлённо воскликнула она.
Присмотревшись повнимательнее, Тимур кивнул.
— И удивительно красивое к тому же.
— Ага, — некромантка заворожено изучала переливы тускнеющего света на ледяной скорлупе. А потом та треснула. Змеистая трещина пересекла яйцо пополам. Сверху вниз, наискосок, снова наискосок. И яйцо раскололось целиком.
Во все стороны плеснула серо-голубая жидкость с искрами и застыла в одном положении. Зябко поёживаясь, Хани села первой, осмотрелась изумлённо по сторонам, подняла к глазам ладони. Словно до сих пор ожидала увидеть перепонки между трёхпалыми лапами. Рядом своеобразным эхом поднялась Ина, так же взглянула на руки, на Хани и бросилась той на шею.