— Леонид Андреевич хорошо меня знает, потому и ручается.
— А ты даешь такое обещание?
— Я своих поручителей никогда не подвожу. И то, что вы собираетесь мне поверить, я тоже постараюсь не забыть.
Костыль побывал на похоронах своего отца без конвоя и видимого сопровождения оперативных работников, хотя двое из них в гражданской одежде там присутствовали, Одним из них был начальник уголовного розыска майор Павловский, чье присутствие на похоронах было вызвано не праздным любопытством, а служебной необходимостью. Костыль являлся признанным авторитетом преступного мира и выразить ему соболезнование съехалось немало козырных воров, в том числе Лавр и Леван. Павловскому и его сотруднику оставалось только все видеть и запоминать.
Возвратившись в колонию после похорон отца, Костыль стал более доступным в общении с Ломоноговым. Меньше шел на обострение, что немедленно сказалось на дисциплине в колонии. В ней стало меньше "шалостей", совершаемых зеками, да и Ломоногову стало лете договариваться с Костылем по поводу того или иного инцидента, которые в колонии не являются редкостью.
Безусловно, зеки не прекратили своих противоправных действий, но они как основная масса айсберга, словно ушли под воду, стали невидимыми. Преступлений в колонии совершалось меньше, хотя от этого они не перестали быть опасными и вредными.
Ломоногов перестал быть для Костыля врагом. Но он не стал для него и другом. Просто Костыль счел возможным признать необходимость наличия в колонии хозяина в лице Ломоногова. Ом понял, что если сделать в киче байрам, устроить беспорядки и массовое неповиновение, добиваясь замены неугодного хозяина, то вместо вдумчивого, честного и сердечного Ломоногова его начальство может прислать к ним начальником колонии какого-нибудь самодура, который не только зекам, но и служащим учреждения сделает невыносимой жизнь. А она и так сейчас их не радовала.
Постепенно Ломоносов смог восстановить в колонии тот порядок и дисциплину, который был в ней до прихода "авторитета на положении" Шумилина Григория Романовича.
Ну, а о том, чтобы зеки вообще перестали совершать преступления, Ломоногов даже не мечтал, ибо такое желание было неосуществимо. Он был доволен, что наконец-то вновь восстановилось равновесие сил, которое Костыль уже не пытался нарушить.