Едва она вытерла лицо тыльной стороной руки, как в буфетную ворвалась Нола, ее лицо багрово пылало. За ней вбежала онемевшая от ужаса Кларисса.
— Как ты посмела?! — завизжала Нола.
— Я нечаянно! — Люси Джо почувствовала, как слезы обожгли ей глаза. Нет! Только не плакать! Она и без того пережила такое унижение, что хватит на три жизни вперед. — Неужели вы подумали, что я…
— Ты еще смеешь плакать?! Ты что, не понимаешь? Своей дурацкой выходкой ты загубила все мое шоу! Знаешь, скольких трудов стоил этот вечер? А каких денег? А времени? И теперь все будут говорить лишь о том, как толстуха-официантка пробила своей задницей подиум и продемонстрировала публике свои утягивающие трусы!
О господи, Люси Джо сейчас опять вырвет.
— И не вздумай завтра прийти в мастерскую. Ни завтра, ни еще когда-нибудь, — полыхала Нола. — Ты уволена! И чтоб я тебя больше не видела!
Люси Джо схватила куртку, сумку с папкой и визитными карточками, и бросилась к двери.
Подумать только, человек произошел от обезьяны! Будем надеяться, что это неправда.
Но даже если и правда, давайте молиться, чтобы об этом не узнал весь мир.
Считается, что эти слова произнесла супруга
епископа Вустерского, услышав
о теории эволюции Дарвина.
Хоть Корнелия и была сильно расстроена неожиданным уходом Уайета, она просто не могла допустить, чтобы его вспышка недовольства испортила такой изумительный вечер, тем более что его звездой и героиней была она. Стилисты трудились целых три часа над ее прической и макияжем. К тому же ее платье — зеленое мини на одной бретельке от Зака Позена, которое еще несколько месяцев нельзя будет нигде купить, — должно быть по достоинству оценено публикой. Равно как и она сама. Она проглотит обиду, которую ей нанес Уайет. Он понятия не имеет, как трудно добиться статуса одной из главных героинь бомонда, придется его простить. Уайет старомоден; если идти у него на поводу, они будут из года в год встречаться лишь с узким кругом одних и тех же людей и жить в точности так, как жили их родители. Она покажет ему, как увлекательна жизнь под прицелом камер, и он одумается.
— А, Корнелия! — ей послала воздушный поцелуй одна из приятельниц матери, старая ведьма Бинки Хоу. — Ты божественно хороша на этом снимке на обложке.
Корнелия улыбнулась. Она покрасовалась перед всеми фотографами Манхэттена, перецеловалась со всеми подругами и соперницами, теперь ей надо найти Тео Голта.
Тео, единственный сын короля частных инвестиций, владел звукозаписывающей студией в Лос-Анджелесе. Они с Корнелией были знакомы, но при встрече едва перекидывались парой слов — возможно, потому, что Корнелия четыре года назад сыграла заметную роль в разводе его отца. Во время коктейльного вечера, устроенного в их трехэтажной квартире на Парк-авеню по случаю открытия сезона в Метрополитен-опере, Жена Номер Три застала Корнелию (ей тогда было двадцать три года) и Говарда Голта (а ему — пятьдесят два) в хозяйской ванной, слившихся в объятии, которое вне всякого сомнения означало именно то, что должно было означать. До конца дело у них не дошло, они едва успели потискать друг друга, но и этого оказалось довольно. Жена Номер Три повела себя на удивление хладнокровно — прошла мимо них к зеркалу и освежила помаду на губах, потом отправилась вместе со всеми в оперу, сидела с ними в одной ложе и никаких видимых признаков огорчения не проявляла. Даже поцеловалась с Корнелией на прощание. А на следующий день наняла команду крутейших адвокатов и поручила им отсудить у Говарда половину его мегасостояния. Мать Корнелии позвонила кому надо, и имя Рокмен не фигурировало в скандальной хронике, но Тео знал подноготную развода, и то ли из особой привязанности к данной конкретной мачехе, то ли от досады, что потерял половину отцовского богатства, которое должно было перейти к нему как к единственному наследнику, держался с Корнелией прохладно.