Борьба длилась всего две минуты.
Иван Сатана тушировал своего противника броском через голову.
Вторая пара боролась долго и неинтересно, и Верзилин понял, что публика здесь не избалована. Оба борца предпочитали ползать на коленях, громко храпели, задыхались, были мокрыми от пота.
Зато как неистовый носился по арене Дюперрен. Он словно хотел своим темпераментом искупить их неповоротливость. Он становился на корточки, заглядывая под их спины, свистел, вскакивал, снова приседал; один раз он даже лёг на живот и, встав, развёл руками: дескать, ничего не поделаешь, а лопатки к ковру не прикоснулись.
Он до того был серьёзен и сосредоточен, что всем казалось, и впрямь идёт невесть какая ответственная схватка.
Наконец чья–то спина коснулась ковра. Верзилин вздохнул, поглядел на часы. Одиннадцать. Холодок пробежал по спине. До боли хотелось закурить. Будь у него папиросы, он закурил бы, как мальчишка, пряча папиросу в рукаве.
— Десятикратный чемпион Сибири Николай Соснин! Молодой талантливый борец Иван Татуированный! Москва! («Почему — Москва?» — успел подумать Верзилин).
Борцы шагнули навстречу друг другу. Торопливо пожали руки. Сменились местами, и Татауров громко шлёпнул ладонями по спине Соснина. Руки сорвались. Борцы закружились, хватаясь друг за друга.
— Принюхиваются, — послышалось за спиной Верзилина. Он не обратил на слова внимания.
— Так его! — шепнул сам себе.
Так, за шею! Притяни к себе. Ах, сорвалось. Только руки схлопали. Правильно — передний пояс, сожми руки крепче у пего за спиной. Ну — ну, так. Оторви, оторви его!.. Эх, разорвал!.. Ах, дурак! Разве так можно? Смости, смости, держись! Не давайся! Эх, только ладони шлёпают… Да не танцуй ты, наступай!.. Ну, бросай, бросай его!..
Татауров напрягался, перегибая борца, и татуировка на нём извивалась, сливаясь в сплошной орнамент.
Верзилин махнул рукой: сибиряк пружинисто вскочил в стойку.
— А ну!.. Так.
Всё было кончено. Татауров, не дав Соснину опомниться, захватил его сзади, падая на спину, уронил на себя (сколько раз они репетировали этот приём в Чухонской слободе!) и, резко выскользнув, навалился на него.
Дюперрен не успел даже наклониться. Он весело поднял руку Татаурова…
Верзилин отдался на волю толпы, и его, как щепку, зажали и вынесли на улицу.
Он пересёк круг света и вышел к оврагу. Пахло зеленью и сыростью. Внизу журчал ручеёк. Сверкали звёзды. Топая французскими каблуками по деревянным мосткам, пробежали две девушки. Приняв его за борца, замедлили свой бег, фыркнули в рукав…
Всё стихло. Погас свет над цирком.
Верзилин устало прислонился к перилам.