Мечты были сладки и тревожны. Верзилин брал газету и на первой странице отыскивал рекламу. Борьба была не только в Измайловском саду. Боролись у Чинизелли, в Екатерининском, в саду «Фарс», в «Семейном», в саду «Неметти». Боролись по всей России. Популярные чемпионаты проходили у Альберта Сламонского в Москве; боролись в Киеве, Одессе, Сибири. Театры пустовали. Зато в цирках не было билетов. Артисты торопились отбарабанить к десяти часам короткую программу. В десять начинался парад борцов…
Верзилин со вздохом откладывал газету в сторону. Начинал теребить недвигающиеся похудевшие пальцы. Под гипсом зудело и побаливало.
Больные пробовали с ним заговаривать, но он отмалчивался. Когда приставания были слишком назойливыми, он принимался перечитывать первую страницу газеты. Телеграммы сообщали о том, как неспокойно в мире: в Лодзи горели фабрики, в Екатеринбурге бастовали железнодорожники. Даже в неизвестной никому Британской Колумбии были волнения. Такие же колючие новости были в «Хронике». Верзилин вспоминал тонконосого, замотанного шарфом Коверзнева. И как только успевают разнюхивать о разных событиях эти проныры? Зачастую в десятке строк была заключена целая трагедия. Например, сообщалось, что «в вестибюле Большого театра арестована женщина, привлёкшая к себе внимание охранной полиции крайне возбуждённым видом. По удостоверению её личности, арестованная оказалась политическою Фрумкиной, бежавшей с каторги. При ней найдено два револьвера с отравленными пулями». Отравленные пули казались выдумкой Коверзнева. Верзилину нравилось придумывать биографию Фрумкиной; он пытался представить себе её лицо. Может быть, она походила на Нину? Воспоминание о Нине причиняло острую боль. «Я не хотела этого…» Значит, Вогау заставил её согласиться на это свидание, обманул её, сказал, наверно, что просто необходимо поговорить с ним с глазу на глаз. А отец её — старый, обросший волосами укротитель — вероятно, всё знал… Верзилин постарался отогнать эти мысли, снова уткнулся в газету. «В Томске уездный исправник предложил временно проживающим в городе нарымским ссыльным уехать на место ссылки или сесть в каталажку. Местные слухи ставят это в связь с приездом Столыпина», «Вдова издателя Трефилова, исполняя словесно выраженную последнюю волю своего супруга, пожертвовала университету Шанявского весь склад изданий…», «Сумма взяток, полученных в общем всеми киевскими интендантами за последние пять лет…», «Две недели назад в дровяных складах на набережной р. Мойки, при впадении в неё р. Пряжки, два неизвестных лица напали на новую знаменитость — борца Ефима Верзилина…»