Мимо кто–то прошёл. Коверзнев замолчал, отодвинулся в тень. Потом снова зашептал:
— У меня созрел план: мы с Леваном и Ниной садимся недалеко от Тимофея (из–за популярности Джимухадзе по их просьбе кто угодно сменится с ними местами), и когда он выходит, Нина, будто случайно, загораживает ему дорогу. Боясь опоздать, он не очень вежливо с ней обходится; тогда поднимается Леван и с южным темпераментом вступается за Нину. Тем временем Никита первым подходит к арбитрскому столику…
Верзилин остановил его рукой, сказал:
— Сейчас я пошлю к вам Нину Георгиевну с Леваном. Вы всё взвесьте, а мы с Иваном и Никитой спокойно уйдём на места.
Сдерживая приятную предматчевую дрожь, он подумал; «Словно выступаю я, а не Никита. И откуда у меня такая уверенность в победе? Оттого что меня все помнят и считают за честь пожать мне руку? Или оттого что хозяева Корды испугались моего присутствия?»
Снова отвечая на приветствия, щурясь от яркого света, он отыскал Нину с Леваном подле аквариума и, отправив их к Коверзневу, повёл своих учеников из конюшни, объясняя им сложившуюся ситуацию. Положив руку на плечо Никиты и поняв, что и того бьёт предматчевая лихорадка, он говорил ему на ухо:
— Вот видишь, он уже тебя испугался. И вдвойне испугается, когда увидит, что ты его перехитрил и вышел раньше Тимофея… А то, что ты дрожишь, это хорошо. Когда Татауров выходил в цирке Коромыслова против Соснина, он ещё сильнее дрожал. А стоит только первый раз обхватить противника, как всё проходит.
Они уселись, оставив три места из шести свободными, ожидая новых соседей. Соседи пришли перед третьим звонком.
Верзилин отыскал глазами Левана и подумал, что никто так не умеет держаться, как цирковые артисты. Узенькие усики, длинные пышные чёрные волосы и безукоризненный костюм молодого Джимухадзе привлекали взоры женщин. Переводя взгляд дальше по ряду, Верзилин увидел Тимофея Разгулова; тот был острижен наголо, как Татауров, пепельная щетина покрывала его щёки. Серый пиджак висел на нём мешком.
В это время раздался раскатистый голос арбитра, зазвучал военный марш, и через строй униформистов вышел Корда. Он шёл медленно, вразвалку, пригнув голову. Медали и жетоны на его трико поблёскивали, трепетали. Появление этого гиганта вызвало гром рукоплесканий.
Переводя взгляд с Тимофея Разгулова на Никиту, Верзилин сейчас думал об одном: как бы не опоздать.
Корда под сплошной стон цирка подкидывал гири, рвал две колоды карт, сложенные вместе, ломал подкову…
Нина обмахивалась веером из страусовых перьев; Коверзнев склонился к ней, что–то рассказывая, теребя свой чёрный бант.