Я обернулся. Специалист по воде и железу разглядывал на своем терминале какие-то чертежи, игнорируя происходящее. Очередной корабль. Большой и красивый, примерно середина двадцатого века — только тогда корабли имели такие огромные башни главного калибра.
— Достали уже! — излил я душу в двух словах. Трясун заканчивался. Я восстанавливал контроль. Это тоже вошло в привычку — утихомиривать ярость, свою необузданную спутницу, мое спасение и мое проклятие. Слишком часто приходится это делать.
— Они просто уроды, Хуанито! Потерпи! Осталось каких-то полтора года! Ты лучше их, они это знают, оттого и бесятся! Забей!
Хуан Карлос по жизни оптимист. С другим человеком мы вряд ли бы сошлись. Я тоже ненавижу нытье, и самому мне иногда просто необходим заряд позитивного настроя. Я черпаю у него настрой на лучшее, а он видит во мне благодарного слушателя своих безумных проектов, зубодробительных описаний и характеристик древних плавучих посудин, морских сражений и выкладок по экономике, истории и стратегии далекого прошлого. Мне это не всегда интересно, но такое тупое унылое прослушивание реально поднимает настроение с минусовой отметки хотя бы до нулевой. А это уже много.
Я выругался под нос. Сзади раздавались едкие комментарии, которыми банда Толстого перебрасывалась между собой, объектом которых были, естественно, я и моя мать. Не реагировать! Ни в коем случае не реагировать!
— А это что у тебя? Опять что-то раскопал? — кивнул я на терминал Хуана Карлоса. Надо, чтобы предательская дрожь и желание встать и начистить Толстому рыло отступили. Именно этого он и добивается. Агрессии. Чтобы меня отчислили. «Сидеть, я сказал!» — мысленно заорал я на себя.
Полегчало.
— Это «Тирпиц»! — гордо ответил Хуан Карлос, разворачивая виртуальное изображение ко мне и увеличивая масштаб. Да, чертежи, причем очень подробные. — Германский линкор времен Третьей империи. Представляешь, его водоизмещение…
Когда Хуан Карлос начинает говорить о кораблях, то забывает обо всем на свете. Глаза его загораются фанатичным блеском, все иные мысли испаряются, он рассказывает с таким упоением, что ты волей-неволей начинаешь видеть описываемое перед глазами. Появляется желание оказаться в том времени, в том месте, на той самой палубе. Увидеть воочию, как эти махины сражаются друг с другом, услышать грохот разрывающихся бомб и снарядов, гром выстрела его величества главного калибра, плеск волн, когда снаряд не долетает до цели, и рокот летящих в небе самолетов. Хотя, когда появились самолеты, главный калибр уже не использовался, вся война на море сосредоточилась на боях морской авиации. Вроде.