— Раньше без питания рожали.
— Ага. Только женщины другими были, да и тем часто кормилицы требовались. Люди, Рогов, — слабые создания. У нас нет ни одной коровы, это станет проблемой, скоро увидишь.
— Я в шоке…
— Что не так?
— Да что у тебя в голове, Кэт? Это даже не опилки, это… Слов нет… Такой прекрасный во всех отношениях парень греет твой бок, готов красивые слова говорить, а ты с ним о коровах. Может, еще на тему навоза пообщаемся?
— Если она тебя сильно волнует.
— Ага, ночами не сплю, только о нем и думаю.
— Я вообще-то разговор начала не ради красивых слов. Это так… вступление.
— И что дальше?
— По-твоему, я странная?
— Не по-моему. Тебя все считают в лучшем случае чудачкой. И я в том числе. Ты точно ненормальная, так, как ты, никто себя не ведет.
— В принципе согласна. Я иногда бываю необычной.
— Иногда? Ну-ну…
— Не придирайся. Но сейчас у меня кое-что есть. Есть причина. Я ведь сама не своя с тех пор, как поняла, что произошло.
— Тут все такие, со всеми кое-что произошло.
— У меня особая ситуация. Рогов, я ведь тут умру.
— Думаю, что мы все тут умрем. Но ты не скоро, ты живучая, ты всех переживешь, на что хочешь готов поспорить.
— Нет, я умру раньше. Гораздо раньше.
— Что за разговоры? Повеселее темы не нашла?
— Пожалуйста, выслушай меня. Внимательно выслушай. В тот день, когда все случилось, родители везли меня в больницу. Это было важно для меня. Ты представить не можешь, насколько важно. Незадолго до этого на осмотре у меня нашли что-то непонятное. Назначили обследование, выявили опухоль. Заподозрили злокачественную…
— Блин…
— Не перебивай. Назначили новое обследование — и тот же результат. Ранняя стадия, можно сказать, повезло. У молодых такое легко лечится, большая часть выживает. Ну подумаешь, облысела бы и все такое, главное — живая осталась. Так меня утешали. А я сама не своя от всего этого, сам понимаешь. У меня ведь даже простуда если и бывает, то раз в год. Не привыкла болеть, и тут такое… А потом бах — и мы очутились в горах. Машина упала, покатилась, дверь оторвало, меня выкинуло. А родители… Родители, Рогов, остались в машине. Их не стало. И больницы больше нет. Некому проводить обследование. Химиотерапии здесь тоже нет. А опухоль есть. Она во мне, и она растет, ее ведь никак не лечат. Не может быть никакого лечения, ты ведь сам прекрасно знаешь, в каком состоянии наша медицина: каменный век.
— Не совсем, у нас ведь есть знания, кое-какие инструменты и лекарства.
— Не смеши.
— Ты говорила с врачом?
— И о чем мне с ним говорить? О стерилизации бинтов? Их прямо сейчас пытаются делать из местной ткани, которую даже на половую тряпку пускать стыдно. Я и без врачей прекрасно знаю, что злокачественная опухоль сама собой не рассосется. Она будет расти дальше и дальше, потом пустит метастазы по всему телу. Я стану не такой быстрой и сильной, мне придется лежать и орать от боли, потому что наркотиков у нас нет, а отвар из сонной травы не поможет человеку, у которого заживо гниет тело. И что мне останется? Только одно… сам понимаешь. И если у меня не хватит духу, то вся надежда только на тебя. Именно ты, Рогов, должен будешь убить меня, чтобы это прекратить. Так будет правильно. Я ведь не слепая, я прекрасно знаю, что ты не гей, как тебя за глаза обзывают некоторые дуры, которых ты в упор игнорируешь. Ты в мою сторону неровно дышишь еще с тех времен, когда мы в горах среди развалин замерзали. Еду мне таскал, заботился. Сама не знаю почему, но ты, чурбан, тоже мне нравишься. Не за ту еду, конечно, а за все. Но теперь ты знаешь, что, увы, никакой любви у нас не получится. Нет смысла любить ту, которой вот-вот не станет.