Глава пятьдесят первая
Битва кошмаров
На третий день пути к морю Луиса стошнило и камень вышел. Они найдут одну из величайших рек мира — Эск или Хамбер, а может, одну из безымянных речек, расположенных выше или ниже этих двух, — там должен быть порт. А в порту — корабль, и корабль отвезет их на остров.
— Как мы будем плыть? — спросил Гилфа.
— У тебя ведь есть руны?
— Да, но они плохо действуют, они все перевернуты и перемешаны во мне.
— Потому что ты мужчина, — сказал Луис, еле ворочая языком. Язык натыкался на зубы, которые казались ему мечами. — Они подействуют. Ты сможешь ими воспользоваться.
— Почему?
— Они хотят освободиться от тебя. Они приведут тебя туда, откуда смогут сбежать. Ты же пришел к трясине, значит, придешь и на остров.
— Я умру? — спросил Гилфа.
— В планах богов это не имеет большого значения.
Волк держал камень в когтях и изучал его.
— Но это имеет большое значение в моих планах! — воскликнул Гилфа.
— Я был бы рад остаться незаметным для норн. Нить судьбы запутывается, получается узел, его разрывают, и — все. Ты еще будешь благодарен за смерть, — сказал Луис.
— Но, будучи мертвым, я уже никого не смогу поблагодарить, верно? — спросил Гилфа.
— Умри хорошо. Надейся на вечную жизнь на холмах Всеобщего отца.
— Ты был такой веселой компанией, — заметил Гилфа. — Уверен, компания мертвецов покажется ужасом в сравнении с этим праздником.
Они расположились лагерем на склоне холма. Тола и Гилфа сидели, прижавшись к волку, чтобы согреться.
— Может, рискнем и разведем костер? — спросила Тола.
— Мы можем рисковать сколько душе угодно, — ответил Гилфа. — У нас с собой смерть. Хотел бы я посмотреть на встретившего нас норманна.
— Тогда мне придется бросить камень, — сказал Луис. — Моя ярость слабеет, когда камень со мной. Человеческие мысли берут верх.
— Какие мысли?
— Я думаю о том, что у моих врагов есть дом, поля, очаг. Я думаю о людях, которые ждут их дома.
— А когда у тебя нет камня?
Луис понурился.
— Тогда я ощущаю себя тенью среди деревьев. Я становлюсь эхом, заглушенным шумом воды. Я — коричневый лист на ветру, и имя этого ветра — голод.
— Тогда тебе лучше крепко держаться за этот камень, — сказал Гилфа, чуть отодвинувшись от волка.
Тола взяла огромные когтистые лапы волка в свои руки.
— С этим камнем ты можешь вечно быть человеком.
Волк уставился на нее огромными зелеными глазами.
— Человек и вечность — это разные вещи. Вечная жизнь не для человека. Внутри человек умирает, хотя снаружи еще продолжает жить. Я любил тебя на холме, усыпанном цветами, — или кто-то, кто внутри меня, или что-то, что вошло в меня тогда, в источнике. Я любил тебя, когда вел в подземные пещеры, сажая, как семечко, которое проросло смертью.