— Да, — продолжал Жируа. — Я понял, что ты язычник, в ту минуту, как увидел тебя с этой намотанной на голову тряпкой, как будто ты боялся, что у тебя выпадут мозги. Не выпали, так ведь?
Луис все еще молчал.
— Ну, теперь у нас есть то, что ты захочешь вернуть, поэтому я могу отпустить тебя. Я даже разрешу тебе взять с собой этого маленького ублюдка. Когда я получу плату, можешь забрать себе свой камень. Прикажи ему подавать жаркое!
Жируа сделал большой глоток из меха с вином, и Луис жестом приказал мальчику подавать мясо. Оно подгорело, но не настолько, чтобы его нельзя было есть. Воины, казалось, были довольны тем, что Жируа удалось отобрать камень, и прекратили издеваться над Луисом. А он поглаживал сломанную руку и смотрел, как они пьют. Верховая езда окончена. Придется идти пешком, и мальчик должен будет идти вместе с ним. Кому же выпадет жребий умереть? Тому, кто будет на страже. Если башмаки у него еще крепкие, то только ему. А если они уже износились, то смерть ждет и воина с подходящими мальчику башмаками.
Воины пили и ели то, что было приготовлено. Ужин был обильный, потому что большую часть зимы запасы здесь не трогали. Люди убегали в спешке и не успели уничтожить продукты, которые не могли унести с собой. Воины много пили, но Луис только хлебнул немного эля. Черный дым и красный огонь — Луис любил это сочетание. Тепло очага радовало его сердце, хотя он провел большую часть жизни на востоке, где полгода не нужно было поддерживать огонь ночью.
Он вспомнил Беатрис, как они приехали во дворец в Константинополе и восторгались горячими ваннами, подогретыми плитами пола. Представил, каково это было — жить, как римлянин.
Воины спали вповалку, большинство были пьяны. Мальчик предусмотрительно занял место в отсеке для скота, отделенном от них только низкой перегородкой. Теперь животных тут не было, но их вонь и экскременты остались.
Луис позволил себе задремать. Он убьет Жируа и дозорного. Когда дом заполнили храп и зловоние испускаемых газов, он встал, будто по нужде. Затем осторожно открыл дверь и быстро закрыл ее. Ледяной сквозняк мог разбудить спящих, а ему не хотелось убивать их всех. Он был уверен, что всех ему не одолеть. Норманны — это не печенеги, они знали, что если проигрываешь битву лицом к врагу, то, повернувшись к нему спиной, ситуацию не исправишь. Им не хватало чутья, чтобы понять, кто он такой, и остерегаться его.
Человек снаружи топтался вокруг догорающего костра.
— Пришел сменить меня, чужестранец?
В мгновение ока Луис прыгнул на него и здоровой рукой нанес удар в горло. Ноздри его наполнил запах смерти, сладко коричный, сочный запах почек с луком, аромат убийства. Он положил тело на землю — нежно, как мать кладет ребенка в колыбель. Башмаки норманна были нужного размера, он не сомневался в этом. Сбившиеся в кучу кони забеспокоились. Убийство, конечно, придаст волку сил. Он посмотрел на свою жертву — глаза дозорного были широко открыты, будто он удивлялся, что мертв. Луис понимал, что он все еще был человеком. Но пройдет четыре или пять дней, и трупы начнут казаться ему пищей. Луис не мог идти по этой мертвой земле без камня.