Но, даже несмотря на это приятное открытие, он почувствовал, что между ним и женой словно возник какой-то барьер.
– Ксандер?
Ее голос вывел его из этих раздумий.
– Знаешь, я бы сегодня остался дома. Очень уж быстро я устаю сейчас, к сожалению. Может, покажешь, над чем ты работала последнее время в студии?
– О, конечно. Пойдем.
Она обняла его за талию, пока они шли. Ксандер отметил про себя, что помогать ему Оливии было отчего-то легче, чем принимать его ласки.
Из-за коттеджа они в свое время и купили именно этот участок. Ксандер знал, что его жена мечтала уйти с работы в школе и посвятить себя живописи, и хотел помочь ей воплотить мечту в жизнь.
Переступив через порог, Ксандер почувствовал себя чужаком, вторгшимся во владения Оливии. Она с самого начала дала понять, что здесь будет ее территория.
И он принял это. В детстве у нее не было собственной комнаты, забота о братьях и сестрах отнимала большую часть времени, а еще следовало не забывать об отце, и так продолжалось вплоть до выпуска из школы и переезда в Окленд, куда она уехала, чтобы получить высшее образование. Но и там она поселилась в съемной квартире, и в старом, обветшалом доме вместе с ней проживали еще десять студентов.
– А ты тут кое-что изменила, – отметил Ксандер.
– Ну, уже дав… – начала было она, но спохватилась и вздохнула. – О, прости, это очень бесцеремонно с моей стороны.
– Да нет же, – ответил он, оглядывая картины, стоящие вдоль стен. – Не переживай.
Подойдя к полотнам, он спросил:
– Это твои последние работы?
– Да. Эта серия пейзажей – для показа в галерее, который намечается ближе к Рождеству.
– Твой стиль изменился, – сказал он. – Ты стала рисовать более… зрело, наверное.
– Сочту это комплиментом, – ответила Оливия, стоя у него за спиной и глядя, как он рассматривает ее работы.
– Они выглядят единым целым. Ты всегда была талантлива, Ливви, но сейчас… это настоящие произведения искусства. Будто ты превратилась из очень голодной гусеницы в бабочку.
– Замечательные слова, спасибо.
– Это не просто слова, я действительно так считаю. Неудивительно, что ты перестала преподавать.
Оливия опустила голову, и волосы упали ей на лицо, но Ксандер успел заметить румянец, разлившийся по ее щекам.
Она не хотела, чтобы он увидел ее внезапное смущение. Оливия перестала преподавать за шесть недель до рождения ребенка, так что живопись была тут ни при чем.
Как же, оказывается, трудно притворяться, и сколько сил это отнимает!
– Ты скучаешь по урокам? – спросил Ксандер, совершенно не замечая ее мучений. Он саркастически усмехнулся. – Я просто должен знать все это, прости, если задаю вопросы, которые мы уже обсуждали.